Объективный идеализм Платона. Учение о душе. Философия и наука о сознании человека Платон сознание

ü Античность: Платон, Аристотель.

ü Средневековье: Бл.Августин.

ü Новое время: Декарт, Спиноза, Локк.

ü Вундт. Психология сознания.

ü Функционализм (Брентано, Джеймс).

ü Гештальтпсихология.

ü Бихевиоризм.

1. Основные характеристики сознания (в итоге).

Определения

Сознание - один из ключевых и самых многозначных терминов в психологии и многих других наук. А.Бэн: сознание - "самое запутанное слово в человеческом словаре". Ни одно определение С. не является ни единственным, ни общепринятым.

В разных науках под сознанием понимают разные аспекты реальности:

ü в философии – сознание противопоставляется как идельное реальному;

ü в физиологии – уровень бодрствования и противопоставляется сну;

ü в социологии – сознание как рациональный регулятор поведения - в противовес стихийному поведению;

ü в лингвистике – сознание как душевные (психические) состояния, выразимые в слове.

Ну а в психологии еще больше различных концепций сознания. "Сознание есть нечто такое, о чем мы как люди знаем все, а как ученые не знаем ничего" (М.К. Мамардашвили).

Развитие представлений о сознании

Античность. На первых этапах развития философской и психологической мысли доминировало синкретичное представление о душе и теле, психическом и физическом, чувствах и разуме. Душа рассматривалась как безличное начало, лишенное неповторимости и индивидуальности человеческой личности. Впервые проблема дифференциации сверхчувственного и природного, души и тела намечается в учениях софистов и Сократа, затем получает развитие в философии Платона.

Платон : в своих "Диалогах" раскрывает соотношение между сверхчувственным и природным, умопостигаемым космосом и космосом зримым, идеей, или эйдосом (бестелесным) и телом. Структура, трехкомпонентное, по Платону, строение человеческой души (вожделение, пыл, рассудительность) соответствует структуре души космоса. Признается возможность самодвижения души, ее переселения и бессмертия. Приобретение истинного знания связывается с процессом припоминания человеческой душой своего пребывания в умопостигаемом мире.

Аристотель впервые формулирует идею развития применительно к душе, трактуя ее как организующий принцип жизни.

Средневековая философия : сознание как проявление в человеке искры надмирового божественного разума, который существует до природы и творит ее из ничего. Философия христианства обращает при этом внимание на внутреннюю напряженность и противоречивость душевной жизни человека. Блаженный Августин: индивид, концентрируясь на собственном сознании, обретает способность вступить в контакт с Всевышним как с неколебимой реальностью.

Новое Время.Р. Декарт. Ввел понятие сознания и выделил его как критерий психики. В основе мира (в т.ч. и чел-ка) лежат две субстанции: протяженная и мыслящая. Мысль – все, что происходит в нас, все, что мы воспринимаем непосредственно само собой. К мышлению Декарт относит не только традиционные интеллектуальные процессы (разум), но и ощущения, чувства, представления, - все, что осознается (отождествление душевных функций с сознанием). Отсюда: единственное средство его познания – интроспекция (объект интроспекции – личная мысль). Единство души достигалось за счет сознания, перед внутренним взором которого все психические феномены равны.

Спиноза : есть единая, вечная субстанция – Природа – с бесконечным множеством атрибутов (неотъемлемых свойств). Из них нашему ограниченному разуму открыты только два – протяженность и мышление. Следовательно, бессмысленно представлять человека местом встречи телесной и духовной субстанций, как это делал Декарт. Человек целостное телесно-духовное существо. Убеждение, что тело движется или покоится по воле души, сложилось из-за незнания того, к чему оно способно само по себе, "в силу одних только законов природы, рассматриваемой исключительно в качестве телесной".

Дж. Локк (1632-1704) развил тезис Декарта о непосредственном постижении мыслей. Два источника знаний:

а) объекты внешнего мира (впечатления);

б) деятельность собственного ума (рефлексия; наблюдения, которым ум подвергает свою деятельность.

Рефлексии нет у детей и даже у взрослых, не склонных к размышлениям о самом себе.

Локкзадал начало элементаризма:

1) сознание состоит из идей (идея – элемент сознания);

2) идеи бывают простые и сложные;

3) сложные идеи состоят из простых.

Есть 3 пути образования из простых идей сложных:

Соединение (суммация простых);

Сравнение (сложная идея возникает как отношение между простыми);

Обобщение через абстракцию.

Ассоциация – закономерная связь, возникающая в опыте индивида между двумя содержаниями сознания (ощущениями, представлениями, мыслями, чувствами), к-ая выражается в том, что появл. в сознании одного из содержаний влечет за собой и появл. др.

Параллельно с учением Дж. Локка в науке стало развиваться еще одно, близкое к нему течение - ассоциативное направление (Д.Гартли, Д.Юм).

В.Вундт создал одну из первых программ создания психологии как отдельной науки. Предметом психологии он называл сознание, которое понималось как "совокупность сознаваемых состояний".

<= Модель сознания

Свойства сознания по Вундту:

1. Сознание состоит из элементов. Таких элементов 2 типа:

Объективные - ощущения – отражение отдельного свойства предмета;

Субъективные - простые чувства, которые могут комбинироваться в сложные.

Объективные ощущения характеризуются: качеством, интенсивностью, протяженностью во времени и пространственной протяженностью (нет слуховых ощущений). При объединении объективных элементов получается образ.

Субъективные, т.е. чувства, представляют собой 3 пары: удовлетворение/неудовлетворение, возбуждение/успокоение, напряжение/разрядка. Любое эмоциональное состояние можно разложить по описанным осям или собрать из трех простейших элементов.

2. Сознание ритмично по своей природе (восприятие чередования ударов метронома): отдельные элементы сознания имеют тенденцию к образованию групп элементов, связанных между собой. За счет группировки объем внимания и сознания могут увеличиваться.

3. Объем сознания = 7+ 2 элемента (если они организованы, то объем сознания расширяется до 40, т.е. объем внимания = 7+ 2 элементов, объем сознания – 16-40 элементов);

Законы связи элементов сознания. Связь между элементами сознания осуществляется с помощью ассоциаций . Память – установление ассоциаций.Возникновение единого опыта из отдельных составляющих сознания объясняет теория апперцепции .

Основные процессы сознания:

Перцепция - это процесс вхождения какого-либо содержания в поле сознания,

Апперцепция - сосредоточение сознания (внимания) на каком-либо содержании, т.е. содержание попадает в область ясного сознания.

Динамика апперцепции и перцепции : если перцепция связана с апперцепцией, то может быть получение большего (целого), если такой связи нет, то перцепт может быть вытеснен за порог сознания.

Традиционно считается, что заслуга целостной постановки проблемы сознания, а точнее проблемы идеального, принадлежит Платону. До Платона такой проблемы в оформленном виде не существовало. Носителем мыслей и чувств человека считалась душа, которая сводилась к первооснове всего мира. Атомисты (Демокрит ) рассматривают душу как образование, состоящее из особых округлых атомов и пустоты, т.е. как особое материальное образование. Развивая идеи Сократа о прирожденности истинного знания душе до воплощения ее в человеческое тело, Платон впервые выделяет идеальное как особую сущность, не совпадающую и противоположную чувственному, предметному, материальному миру вещей. Однако, для древнего грека сознание не являлось еще самостоятельным феноменом. Душа (сознание) была частью мирового космоса, и абсолютно точно воспроизводила окружающие явления. Представление о сознании как внутреннем духовном опыте человека появляется в философии Средневековья , где анализируется сквозь призму религиозной проблематики. В эпоху Нового времени , когда собственно и происходит поворот от понятия души к понятию сознание, последнее трактуется как познавательная способность человека, как «Я» - личностное образование. Сознание понимается как продукт внутреннего развития (мышления у Декарта) и как результат внешних воздействий (ощущений у Локка и Гоббса). Философия XIX века открывает новые горизонты сознания. Иррационалисты Шопенгауэр и Ницше ставят сознание в зависимость от неосознанных процессов. Впоследствии это будет доказано З. Фрейдом в психологии бессознательного. К. Маркс и Ф. Энгельс анализируют влияние на сознание социальных предпосылок.

В философии сложились и сохраняют свое значение в современной культуре следующие концепции сознания .

1. Объективно-идеалистическая интерпретация сознания как сверхчеловеческой, надличностной, в конечном счете трансцендентальной идеи (мир идей у Платона; абсолютная идея у Гегеля; Бог у теологов; инопланетный разум у уфологов), лежащей в основе всех форм земного бытия. Человеческое сознание есть частица, продукт или инобытие мирового разума.

2. Субъективно-идеалистические системы рассматривают сознание человека как самодостаточную сущность, содержащую картину самой себя и являющейся субстанцией материального мира (Р.Декарт, Дж. Беркли, Э. Гуссерль).

3. Гилозоизм (овеществленная жизнь) утверждает, что вся материя мыслит, сознание является атрибутивным свойством всего материального мира. С точки зрения гилозоизма, вся материя одушевлена или, по крайней мере, обладает предпосылками к мышлению. (Фалес, Анаксимандр, Аристотель, Дж. Бруно, Б.Спиноза).

4. Вульгарный материализм как редукционистское отождествление сознания с вещественными образованиями в мозгу человека. Сознание имеет чисто материальный характер, оно результат функционирования определенных частей или образований мозга (К. Фогт, Л. Бюхнер, Я. Молешотт).

5. Социологизация сознания. Сознание ставится в абсолютную зависимость от внешней, в том числе и социальной среды (Дж. Локк, Вольтер, П.А. Гольбах).

6. Диалектический материализм подходит к изучению сознания как сложному, внутренне противоречивому феномену единства материального и идеального, объективного и субъективного, биологического и социального (К. Маркс, Ф. Энгельс).

Платон стремится развить сократовские представления. В своих размышлениях он выходит за пределы человеческой личности. Он задается вопросом, что, в самом деле, представляет собой вся совокупность явлений, называемая «мир». Беспрестанное движение, беспрерывная смена разрозненных, ничем не связанных вещей, где нет ни постоянного, ни вечного, нет бытия, а есть лишь становление. Но реальность должна где-нибудь существовать, и принимать все за иллюзию невозможно. Найти эту реальность и составляет основную задачу платоновской философии, и ответом на нее служит учение об идеях.

Идея есть бытие, живое воплощение, всех родовых и видовых признаков вещей, - воплощение не отвлеченное и субъективное, а конкретное и объективное. Идея имеет действительное существование, отдельное от вещей и независимое от нашей мысли. Это квинтэссенция всех вещей, входящих в одну и ту же однородную группу. Идея по отношению к вещам играет такую же роль, какую играет концепция художника по отношению к его произведениям. Идеи суть типы, или первообразы, по которым созданы вещи чувственного мира. Они - реальности не в ряду других, а реальности по преимуществу - единственные и абсолютные. Вещи же не обладают никаким действительным бытием; подобно отражению в зеркале. Они - неверные, неясные снимки, имеющие существование, да и то призрачное, только благодаря идеям. Вселенная поэтому распадается как бы на два мира: мир идей - реальный, и мир вещей - иллюзорный. В первом - оригиналы, во втором - подобия; в первом - бытие, во втором - становление. Идеи живут в надзвездной сфере, составляя особый мир. Чистые, без цвета, без формы, без протяжения, восседают они там, как божество, сияя вечной красотой и истиной, не доступные никому, кроме Бессмертного разума.

Воплощаясь, идея неизбежно искажается. Материя несовершенна и не может передать красоту идеи в полноте. Поэтому, к примеру, дружба лучше любви, ибо последняя через физическое проявление оскверняется и принижается.

Учение Платона о душе и о разуме, как о высшем ее элементе

Человеческие души, согласно Платону, до того, как воплотиться в бренные оболочки, обитали там же, в горних обителях, созерцая эти священные идеи, пропитываясь их светом и составляя точные понятия об истине и бытии. Душа состоит из трех элементов: разум, воля, и желательная часть.

Примечание: Последнее предложение я целиком списала из учебника Канке. В процессе написания реферата я так и не уяснила для себя, что здесь имеется в виду. Не зная греческого языка, приходится верить переводчикам и толкователям. В других книгах слово «воля» переводится, как «дух», «мужество», и даже «страсти». Взаимоисключающие толкования! Я думаю, что Платон знал, о чем говорил, и очень хочу со временем подобрать адекватные слова для перевода. Многие мыслители говорят о трехсоставности души. Максим Исповедник: ум, разум, жизненная сила. Феофан Затворник: дух, душа, чувства-ощущения. Фрейд: сверх-я(контролирующая структура),я(сознание), оно(подсознание, недозволенные желания). Наш преподаватель психологии: познавательная часть, эмоциональная, волевая. Я думаю, что все они правы, каждый со своей точки зрения. Мне видится наиболее всеобъемлющим и соответствующим современному уровню знаний определение, данное Алисой А. Бейли, о котором будет сказано ниже.

Из трех частей души бессмертен лишь разум, познающий идеи. Платон поэтически изображал душу в виде возницы и двух крылатых коней, впряженных в колесницу. У богов возница и кони благородны и бессмертны. У людей же - только возница, кони же низкого происхождения и нечистой крови. Много требуется усилий, чтобы контролировать этих коней. Горе тому вознице, который не сумеет с ними справиться: Колесница падет с небесной твердыни и душа, потеряв свои крылья, вынуждена будет войти в телесную оболочку. Участь ее печальна и тяжела, но та душа, которая одарена живым стремлением в небеса, может войти в оболочку философа, и тогда ее земное скитание оканчивается скорее.

Отсюда - значение добродетели. Добродетель есть знание, и для каждой части души существует свой особый вид добродетели. Познавательная часть - разум - должна стремиться к истине, красоте и добру, поэтому знание их, или мудрость есть добродетель разума. Воля должна помогать разуму, не опасаясь и не останавливаясь ни перед чем. Добродетелью же чувственной части души должны быть умеренность и самообладание, так она может способствовать остальным частям души в их стремлении к идеалам. «Любовь есть некое влечение. Влечение же неразумно, и может стать необузданностью. Человек, подчиняющийся влечению, - раб наслаждения».(Федр).

Таким образом, разум, соответственно своей мере знания, должен управлять жизнью души и ее проявлениями: эмоциями, желаниями, поступками.

Примечание: Я думаю, что все греческие философы первых веков были в какой-то мере последователями Платона, во всяком случае, пользовались сходной терминологией. Поэтому, чтобы разобраться в учении Платона, я взяла книгу Иоанна Дамаскина «Точное изложение православныя веры». Перевод сделан авторитетным коллективом ученых под руководством профессора А.И.Сидорова, того самого, который перевел Максима Исповедника и Василия Великого. У Иоанна Дамаскина читаем: «Нужно знать, что разумное начало души владычествует над неразумным. Ибо силы души разделяются на разумную и ту, которая неразумна. Но неразумного начала души есть две части: одна непослушна разуму, то есть разуму не повинуется(жизненная сила: сила сердцебиения, сила роста, сила семени и т.п.),другая же повинуется разуму и разделяется на гнев и похоть. Сия часть души называется страстным и вожделеющим началом».

Рассудок и разум по Платону
(общие положения).
- 02.11.12 г. -

А. В диалоге «Государство», когда Платон говорит о познании, он акцентирует «четыре состояния, что возникают в душе: на высшей ступени - разум, на второй - рассудок, третье место удели вере, а последнее - уподоблению»*.

В целом познание, по Платону, делится на умозрение и умопостижение, которые далее делятся каждое надвое.

А) Один раздел первого - уподобление - рассматривает «тени, затем отражения в воде и в плотных, гладких и глиняных предметах - одним словом, все подобное этому».
Это очень интересные момент в философии Платона , не рассмотренный в критической литературе. С одной стороны, вроде бы понятно то, о чем пишет Платон. Но, с другой стороны, зачем надо рассматривать отражения, если можно изучать оригиналы? Можно было бы предположить, как в примере с тенями на стенах пещеры, что люди ограничиваются некоторыми кажимостями. Наверное, и так может быть, но только это не про диалектическое познание, о котором писал Платон, тем более, что великий философ указывал на известность существования предметов-оригиналов и даже на возможность достижение их идей.
Эта парадоксальность усиливается вторым разделом первого вида познания, в котором также не говорится… о предметах (вещах).

Б) Другой раздел первого вида познания рассматривает «живые существа, все виды растений, а также все то, что изготовляется».

В) «Один раздел умопостигаемого душа вынуждена искать на основании предпосылок». Тут, в рассудке , предположения являются нечто изначальным, и душа «вынуждена пользоваться предпосылками и поэтому не восходит к его (умопостигаемого. - ПРИМ .) началу, так как она не в состоянии выйти за пределы предполагаемого.
По Платону, рассудок есть движение мысли от неких прочувствованных или просто субъективных априорных форм и правил (аксиом) к выводам. Тут Платон особо выделяет знания математики и геометрии. Всё дело в том, что объекты и формы этих знаний присущи как предметам, так и идеям. Более того, объекты и формы этих знаний, с одной стороны, постоянны, а, с другой стороны, неизменны в предметах, не зависят от них. Но это не сами идеи и даже не инструменты, посредством которых происходит их познание.
Поэтому «рассудок занимает промежуточное положение между мнением и умом» - между мнением и разумом, составляющим второй раздел умопостижения. (Хотя, надо отметить отдельно, рассудок по Платону важен для понимания ряда современных диалектических технологий и методов познания; см., напр., «Диалектической философии познания механизмы».)

Г) В разуме душа познает, «отыскивает, восходя от предпосылки к началу, такой предпосылки не имеющему. Без образов, какие были в первом случае, но при помощи самих идей пролагает она себе путь». Здесь то, «чего наш разум достигает с помощью диалектической способности. Свои предположения он не выдает за нечто изначальное, напротив, они для него только предположения как таковые, то есть некие подступы и устремления к началу всего, которое уже не предположительно. Достигнув его и придерживаясь всего, с чем оно связано, он приходит затем к заключению, вовсе не пользуясь ничем чувственным, но лишь самими идеями в их взаимном отношении, и его выводы относятся только к ним».
(Понятно, что разум по Платону важен для понимания ряда современных диалектических технологий и методов познания, более того, именно он позволяет использовать логические операции гегелевской логики , что позволило не только в ряде случаев предметно понять, то, о чем писал Гегель, но и создать новые возможности познания; см., напр., «Диалектической философии познания механизмы».)

Б. Указанным состояниям, что возникают в душе, кстати, соответствуют разделы диалектического метода Платона : «первый раздел - познание, второй - размышление, третий - вера, четвертый - уподобление. Оба последних вместе взятые, составляют мнение, оба первых - мышление. Мнение относится к становлению, мышление - сущности».

В. В целом, казалось бы, Платон дает общепринятое рассмотрение уровней познания, которое, если следовать И.Канту, «начинает с чувств, переходит затем к рассудку и заканчивается в разуме, выше которого нет в нас ничего для обработки материала созерцания и для подведения его под высшее единство мышления».
Однако, во-первых, согласно Гегелю, у Канта деятельность разума состоит лишь в систематизации доставляемого восприятием материала посредством применения категорий, т.е. во внешнем его упорядочивании, и принципом разума является при этом непротиворечивость; но это явно не всё, что касается разума.
Во-вторых, сам Кант ограничивал возможности познания, т.е. общеизвестных рассудка и разума, в то время как у Платона разум может пользоваться даже самими идеями, а не только их образами, категориями, представлениями и т.п.
В-третьих, внешние формы рассудка и разума в определениях Платона и Канта, быть может, и похожи, только вот их содержание разное, а в науках они вообще какие-то убогие.
Иными словами, должно быть не поверхностное, а фундаментальное различение рассудка и разума и, значит, их особое определение (что давно было сделано Платоном и Гегелем, но в науках не понимается и поэтому не используется).

Об этом различении Платон напрямую говорит в ряде диалогов, но детальное рассмотрение соответствующих обстоятельство не является предметом настоящей статьи.
Сейчас важно зафиксировать лишь то, что и рассудок и разум различны. При этом, что самое важное, согласно Платону, т.е. согласно диалектике, общепринятые их определения для диалектической философии неприемлемы. Но важнее всего то, что в связи именно с платоновскими различениями образуются различения диалектического познания, определяющие
а) его исключительность ,
б) его превосходство над научным,
в) его иерархию, о чем уже говорилось на сайте,
г) необходимость развития логики, которая должна охватывать новые понимания рассудка и разума и их возможности,
д) необходимость формирования новых логик ...

Далее отметим то, что в своем 7-м письме Платон указывает пять ступеней познания: «Для каждого из существующих предметов есть три ступени, с помощью которых необходимо образуется его познание; четвертая ступень - это само знание, пятой же должно считать то, что познается само по себе и есть подлинное бытие: итак, первое - это имя, второе - определение, третье - изображение, четвертое - знание».
«Понимание наиболее родственно, близко и подобно пятой ступени, все же остальные находятся от нее много дальше».
Но «если кто не будет иметь какого-то представления об этих четырех ступенях, он никогда не станет причастным совершенному познанию пятой».
Итак, по Платону, имеется еще и некое совершенное познание .
(И этого факта вполне достаточно для того, что подтвердить обнародованное выше утверждение о фундаментальном различении рассудка и разума, которое, в свою очередь важно не только для теории познания, но и для процессов познания, а также обеспечивает исключительность диалектического познания и его превосходство над научным.)

Конечно же, можно было бы обсудить его соотношение с диалектически различенными рассудком и разумом, но это не является предметом настоящей статьи. Да и вопрос в другом. Он состоит в том, что для осуществления указанного обсуждения необходимо отойти от материалистических воззрений, на основе которых нельзя постичь великую философию Платона, о чем уже много раз говорилось на сайте. Кроме того, необходимо применить ряд диалектических возможностей познания, которые еще не обозначены на сайте. Поэтому пока покажем саму возможность осуществления искомых рассуждений. Покажем, что кроме всем известных и общепринятых рассуждений о ступенях познания - об уподоблении, вере, рассудке и разуме - у Платона имеются и иные.
Такими, принципиально важными являются рассуждения Платона о душе, которые великий философ изложил в ряде своих диалогов.

Г. В рассуждениях Платона о душе в некоторых его диалогах важен ряд моментов, из которых обозначим два: один связан с темами различения познания, а другой - с его процессом.

При определении знаний Платон в одном из своих диалогов делает, на первый взгляд, парадоксальное утверждение о том, что всё всем было известно всегда, и что каждый имеет доступ к истинному знанию, общему и сверхчувственному по своей сути. Эта возможность осуществляется, по Платону, за счет души, вспоминающей прошлое.
Платон говорит о получении знаний за счет припоминания их душой, ранее видевшей (потусторонние) истины.
Само припоминание Платон объясняет следующим примером. Сократ предлагает мальчику решить геометрическую задачу, помогая ему вопросами, так как «…в человеке, который не знает что-то, живут верные мнения о том, чего он не знает... А теперь эти мнения зашевелились в нем, словно сны… При этом он все узнает, хотя его будут не учить, а только спрашивать, и знания он найдет в самом себе…А ведь найти знания в самом себе - это и значит припомнить… если оно (знание. - ПРИМ .) всегда у него было, значит, он всегда был знающим… Так если правда обо всем сущем живет у нас в душе, а сама душа бессмертна, то не следует ли нам смело пускаться в поиски и припоминать то, чего мы сейчас не знаем, то есть не помним?».
Иными словами, есть некая сверхчувственная способность , но не разум.
При этом познание при помощи души «есть припоминание того, что некогда видела душа, когда она сопутствовала богу… поднималась до подлинного бытия».
(Что это за способность? Как её реализовывать? Очевидно, что ответы на эти вопросы имеют большое значение. Причем не сразу и поймешь, какое из них больше: теоретическое или практическое?..
Имеются также вопросы, связанные с различением познания.
Об этих вопросах можно будет поговорить.)

А вторым моментом является сравнение Платоном в диалоге «Федр» души с колесницей: «Уподобим душу соединенной силе крылатой парной упряжки и возничего. У богов и кони и возничие все благородны и происходят от благородных, а у остальных они смешанного происхождения. Во-первых, это наш повелитель правит упряжкой, а затем, и кони-то у него - один прекрасен, благороден и рожден от таких же коней, а другой конь - его противоположность и предки его - иные».
Этот момент невозможно понять на основе известных рационалистических и научных методов.
Более того, для того, чтобы получить достаточно полную картину, необходим учетом эзотерических знаний, о наличии которых в философии Платона писал Гегель, но которые неприемлемы в научном познании.
Но теперь познание этого момента в современной диалектической философии было проведено за счет средств художественно-эстетической гносеологии.
И не уходя в гносеологические и эзотерические глубины, просто отметим, что приведенная цитата Платона обнажает ряд положений.
И из всех них акцентируем одно.
Обращаясь к поэтическим сравнениям Платона, укажем на то, что кроме толкотни и порывов вверх, к знаниям, колесницы простых душ могут передвигаться с той или иной скоростью, но в данном обсуждении важнее то, что они могут разгоняться. Иными словами, человеческое познание может «разгоняться» **.
Так можно обозначить акцентируемую, весьма важную особенность человеческого познания, обнаруженную в современной диалектической философии. Не всякий процесс познания, конечно же, и не всегда можно «разогнать». Более того, это необходимы защиты и тренировки. Но это всё - уже отдельные вопросы.
Понимание указанного обстоятельства - одно из кардинальных преимуществ диалектики как средства познания. Ни в одной другой системе высшего познания, не говоря уже о науках, это даже и не предполагается. А для диалектики этот вопрос важен не только гносеологически, но и в смысле производительности процессов исследований и превосходства над другими системами познания. Дело в том, что некоторые знания нельзя осмыслить в обычном режиме, так сказать, тихоходом , а необходима реализация экстремальных режимов познания.

Так что теперь, наверное, все же уже будут понятны наши слова о том, что философствование - это не то, что обычно подразумевается, и совсем не то, о чем учат в вузах: там учат истории философии . (Впрочем, пока лучше говорить не «подлинное философствование», а «занятия диалектической философией», хотя на данном этапе развития цивилизации эти термины практически равнозначны.)

Примечание.
Следует помнить и о том, что профессиональные занятия философией, а не вымучивание учебников и не пустые разговоры, - это весьма опасное в ряде случаев мероприятие, которое требует понимания того, с чем имеешь дело, и как его познаешь. Необходимо понимание этого, а также спецсредства, например, защиты.
И, очевидно, не стоит удивляться тому, что диалектика привлекает эзотерические знания и средства для изучения сверхчувственного, а также и других феноменов.
Недаром же в Новейшей философии для изучения эзотерики и вообще сверхчувственного созданы и соответствующая гносеология - эзотерическая гносеология , - и область познания - эзотеология . (Об их предметах, в частности, об актуализации информации (в т.ч. с помощью ТАРО; не путать с картами таро), о негативных воздействиях и о защитах, на сайте еще будет говориться.)
Кстати, и насчет тренировок следует сказать, а то обычные представления и сравнения могут исказить реальное положение вещей. Тренировать мышление - это не то, что тренировать мышцы. Например, если долго и упорно тренироваться в прыжках в высоту, то можно и чемпионом мира стать, если взять соответствующую высоту, или хотя бы мировым рекордсменом. Но 3 (или больше) метра - это предел для человека. А вот для занятий диалектической философией надо научиться летать…

Так что, как уже говорилось на сайте, аллегории аллегориями, и недоступная наукам душа душою, но за своими иносказаниями Платон скрыл весьма солидный пласт знаний, который не доступен рационалистичному познанию и наукам, и который следует актуализировать за счет наднаучных знаний и способов познания.
Иными словами, на основе диалектического анализа иносказаний Платона можно выявлять вполне реальные аспекты и феномены.
Одним из них является увеличение продуктивности процесса познания , что может быть интересно даже наукам.
Причем и этот вопрос тянет за собою целую совокупность других тем исследований, невозможных в науках, например,
- исследование энергозатрат умственных (мозговых и иных) процессов и связанных с ними процессов (см. «Человеческого мышления энергозатраты»),
- исследование тренировок умственных (мозговых и иных) процессов и связанных с ними процессов (см. «Человеческого мышления тренировки»)
и др.
Обо всем этом и другом можно будет поговорить.

Д. Итак, разум, согласно и Платону и Канту, ограничен, но по-разному.
Также есть некое совершенное познание, правда, его идентификация имеет трудности.
С одной стороны, обыкновенная логика не пригодна для решения такого рода задач. Недаром же Гегель удостоил ее презрения . Поэтому и методология решения такого рода задач не возможна на основе рационалистического познания и наук.
С другой стороны, необходимо решить ряд задач, указанных еще Кантом и касающихся, в частности, синтетических суждений . Но в науках эти вопросы были почему-то попросту проигнорированы (или не могли быть осознаны?).
Решение указанных (и других) проблем означает постановку вопросов о создании новых познавательных инструментов и решения ряда актуальных задач.
Некоторые из соответствующих задач были поставлены Кантом и Гегелем.
Некоторые из познавательных инструментов были обнаружены в ходе исследований современной диалектической философии. В частности, важными оказались синтетические суждения, но не в отношении к рассудочному познанию , а к обнаруженным чистым формам познания .
При этом актуальным стало и различие познания определений (см. «Понятие и существование»), о котором говорил еще Гегель (но, правда, не дал его), а это привело к различению, унификации и стандартизации применения видов познания (см. «Человеческого познания осуществления и уровни»), чего нет и не может быть в науках.

Решение указанных и других вопросов привело также и к постановке вопроса о познании нового типа , для которого, как раз, и оказались актуальными положения, полученные в ходе исследований методологических возможностей философии Платона и ряда новодиалектических исследований.
Кстати, из постановки вопроса о познании нового типа следовало обоснование некой новой логики.
И т.д.
Одним из главных достижений при решении вопроса о познании нового типа стала идентификация постижения .
Если обоснование постижения в целом как деятельности разума было осуществлено в философии Гегеля (см. «Рассудок и разум по Гегелю»), то его раскрытие было осуществлено в современной диалектической философии.

Но развитие рассуждений Платона о видах познания важно не только для самого познания - для гносеологии и логики. Оно важно также и для других областей познания и наук, например, для диалектической психологии : в частности, теперь можно говорить о совершенствовании рассудка (см. «Психология человеческого рассудка») и о создании принципиально новых форм лечения (см. «Логическая психотерапия»).

Однако самое важное то, что пока науки вместо философии и логики проповедуют историю философии и историю логики, диалектическая философия пользуется самими идеями .

* Так как имеются различные переводы трудов Платона, то указываем, что цитирование производится по следующему изданию: Платон . Собр. соч. в 4 т. - М. (Филос. наследие).
Ссылки приводятся в текстах научных статей и докладов и в ходе занятий Академии диалектики и диалектической философии .
** Этот термин выбран не случайно, и он отражает не «скорость» познания, а другой его аспект.

[«Рассудок и разум по Гегелю», «Рассудок и разум в современной диалектической философии», «Познания вообще уровни», «Познания нового типа актуальность», «Мыслительная логика» и «Диалектические технологии актуализации информации» и «Ясновидение»].

П. Д. Юркевич. Разум по учению Платона и опыт по учению Канта (Речь, произнесенная в торжественном собрании Императорского Московского университета 12 января 1866 года)

Когда художник воздвигает колонны у величественного здания, он находит несообразным с требованиями вкуса, чтобы каждая из колонн была доведена только до своего пространственного конца. Он хочет и самый этот конец как-нибудь сделать или построить: он обозначает или выражает этот конец особенными изваяниями, на которых невольно останавливается взор, не обрываясь внезапно в пустоту или в другой порядок явлений, несоизмеримый с прежним, и которые как бы собирают вместе черты идеи, воодушевлявшей художника во время работы, и освежают его творчество, угрожавшее истощиться под гнетом однообразной деятельности.

Может быть, подобное художественное чувство руководило просвещенными учредителями обычая заключать пройденный год учебных занятий и начинать ряд трудов нового года торжественным собранием членов университета и просвещенных граждан. Потребность осмотреться и нравственно освежиться, собраться с духом, свести к единству разрозненные стремления, наконец, воодушевиться обзором отдельных действий, сходящихся в одно гармоническое целое, - не в этом ли заключается вообще источник большей части праздников и всех годовщин, на которых прошедшее обозревается светлым взором, чтобы вдохнуть мужество для трудов будущего?

Правда, что единство и гармоническое соотношение наук далеко не так легко обозревать, как обозревает архитектор свои работы. Чем долее живет человечество, тем многочисленнейшие задачи сознает оно и настойчивыми нуждами побуждается к их научному разрешению. Свет знания раздробляется на многочисленные лучи отдельных наук; способы ученого исследования делаются все разнообразнее и специальнее; различные отрасли знания так обособляются по предметам и методам, что остается почти только одна вера в их действительный союз и в их согласие относительно последних целей, которые ими достигаются. Но зато науки имеют ту особенность, что по своему положительному содержанию они не имеют прошедшего, что их образ есть вечно юный, настоящий, нестареющий, как разум, которого они суть младшие и лучшие дети. Медицинский факультет тщательно изучает Гиппократа, математический - Евклида, юридический - римское право, историко-филологический - Софокла и Платона; все это изучается не вследствие исторической любознательности, но вследствие ясного убеждения, что там, в глубокой древности, где впервые занялась заря научного образования, сделаны человеческим разумом негибнущие приобретения.

Еще важнее то обстоятельство, что художник, воздвигающий здание науки, всегда налицо, всегда пред нами. Это - дух человеческий, и мы можем спросить его, какими основными убеждениями он руководствовался при построении той или другой науки.

Два, и только два, основных убеждения возможны для духа, поскольку он открывает свою деятельность в познании и изучении явлений. Одно из них состоит в том, что ему, как духу вообще, присущи начала, делающие возможным познание самой истины; другое - в том, что ему, как духу человеческому, связанному с общим типом человеческой телесной организации, присущи начала, делающие возможным только приобретение общегодных сведений. Вне этих убеждений остается поле для скептицизма, который, разрушая науку, должен, чтобы быть в согласии с собою, сомневаться и в том, что он разрушает науку, и таким образом безвыходно вращаться в неосмысленном круге, отрицая свои собственные положения.

По особенному свойству этих двух убеждений, необозримый мир опытов распадается пред лицом зрителя на две формы. Каждая из этих форм имеет совершенно особенное значение; каждая из наук, смотря по своим принципам, должна относиться к одной из этих форм, содержанием которой будет определяться ее удельный вес в общем образовании человека.

Именно, когда нам все ученые говорят единогласно, что мы познаем только явления, еще остается не определенным, в каком смысле изучаемый круг предметов есть явление: в том ли, что чистый разум или разум сам по себе не находит в этих предметах полного осуществления своих мнений о подлинном бытии и вследствие этого видит в них только подобия и неясные образы того, что существует в истине, или в том, что наблюдаемое качество этих предметов обусловлено формами нашего чувственного созерцания, так что эти предметы суть не феномены сущности, но феномены нашего сознания. Первый взгляд развит в образцовом для всех времен совершенстве Платоном в его учении о разуме и об идеях, второй - Кантом в его учении об опыте. Первый видит различие между предметами, как они даны в опыте, и предметами, как они даны в разуме; второй - между предметами, как они даны в нашем субъективном взгляде, и предметами, как они есть сами по себе или в самой натуре вещей. Первый находит возможным знание истины, второй - только знание общегодное.

B продолжение тысячелетий господствовало в философии платоническое учение о разуме. В наше время оно стало неясно вследствие глубокого, но вместе и сбивчивого, учения Кантова об опыте и его условиях, и можно сказать, что относительно вопроса о началах и сущности науки вся история философии разделяется на две неравные эпохи, из которых первая открывается Платоном, вторая - Кантом.

В настоящей беседе не было бы уместно обозревать во всей полноте оба эти учения, в которых сосредоточено все, что делает положение различных наук неясным, в особенности же значение их в общей системе человеческого образования неопределенным. Но достаточно всмотреться в основные черты того и другого учения, для того чтобы различать вообще, какая из наук или при какой обработке имеет практическое значение руководства или системы общегодных сведений и какая из них, напротив, проникнута более или менее требованиями и началами общей истины.

Удовлетворение, которое мы испытываем, когда познаем вещи на основании опытов, есть факт общеизвестный. Не только образы вещей запечатлеваются в сознании, но и порядок, в каком эти образы вспоминаются и соединяются, есть данный, подготовленный самими опытами, а не полагаемый самодеятельным, рискующим заблуждаться мышлением; мы судим так, а не иначе, потому что так, а не иначе, мы видели: ответственность за истину или ложь наших суждений падает на опыт, который диктовал нам эти суждения. Если бы в этом смысле опыт был единственным источником наших пoзнaний, тo все науки имели бы характер повествовательный и описательный. Положение, что все наши познания суть дары опыта, имеет судьбу всех общих мест, которые или ничего не говорят, или говорят очень глубокие истины для того, кто умеет понимать их. Нет воззрения, нет опыта, который не мог бы и не должен бы быть разложен на понятия. Опыт дает познания, годность которых единственно зависит от строгости анализа. Уже эти два общеизвестных действия отбрасывают нас из области опыта в область разума. Так, тот, кто утверждал бы, что он стоит в прямом положении благодаря своим ногам, сразу понял бы настоящий смысл этого факта, как только ему пришлось бы испытать, что при первом потемнении сознания или смысла ноги отказывают ему в услугах и он падает на землю. Рождение науки начинается не с воспоминания, а с анализа фактов; зрелость ее возраста обозначается способностью вывода частных явлений из их общих оснований. Эти действия принадлежат разуму; исполнение их совершается по всеобщему, неизменяемому законодательству разума; из области знания мы исключаем все личное, и предлежащий нам мир мы обсуждаем и изъясняем по началам мира мыслимого как по его образцам, - мира, который существует только в разуме и для разума. В этом заключается простая сущность платонического учения об идеях. В наше время оно окружено тем большим мраком, чем более сделались неясны для нас наши собственные представления относительно разума и смысла его законов.

Общий человеческий смысл и идеи. Весь "Теэтет" посвящен развитию положения, что ощущение, происходящее от возбуждения телесных органов чувств, есть самое бедное, неуловимое и изменчивое состояние, что не оно есть основа общего смысла человеческого и что, напротив, этот общий смысл имеет свой прочный корень в сверхчувственных идеях, которые познает душа сама по себе. То, что мы ощущаем с помощью телесных органов чувств, не существует нигде и никак вне той зыбкой черты, на которой встречаются страдание ощущающего лица и действие ощущаемого предмета. Kaк от одного и того же напитка здоровый Сократ получает ощущение сладкого и приятного, а больной - ощущение горького и неприятного ("Теэтет", 159с), так и вообще следует сказать, что ощущение есть беспредметное изменение и что оно есть только для чего-нибудь, или через что-нибудь, или в отношении к чему-нибудь (фйнr еqнбй ‚ фйн"т ‚ рс"уфй). Общий смысл, находящийся в связи с вещами, выступает за пределы этого призрачного мира ощущений, который хотя и есть единственное данное в познании, тем не менее далеко еще не есть опыт. Итак, спрашивается, каким образом возможен опыт и соответствующий ему здравый смысл?

"Скажи мне, - спрашивает Сократ Теэтета, - не отнесешь ли ты к телу всего, посредством чего ты ощущаешь теплое и жесткое и мягкое и сладкое? или к чему-нибудь другому?

Теэтет. Ни к чему более.

Сократ. Не решишься ли ты признать также невозможным, чтобы то, что ты ощущаешь посредством одной способности, было ощущаемо посредством другой, например чтобы ощущаемое посредством слуха было ощущаемо посредством зрения или ощущаемое посредством зрения было бы ощущаемо посредством слуха?

Теэтет. Как же можно не решиться?

Сократ. Итак, когда ты мыслишь что-нибудь о двух таких ощущениях, то, конечно, при этом ты будешь познавать в них нечто не посредством иного, отличного от двух первых, телесного органа, также и не посредством одного из этих двух органов.

Теэтет. Справедливо.

Сократ. Но вот о тоне и о краске не думаешь ли ты всего прежде одного и того же, именно что они существуют?

Теэтет. Без сомнения.

Сократ. И что каждое из них есть отличное от другого и то же самое для самого себя?

Теэтет. Как же иначе?

Сократ. И что оба вместе они составляют два, а каждое само по себе есть одно?

Теэтет. И это так.

Сократ. Можешь ли ты также познать, не подобны ли они друг другу или подобны?

Теэтет. Вероятно, могу.

Сократ. Посредством чего же мыслишь ты о них все это? Потому что ни посредством слуха, ни посредством зрения нельзя принять то, что есть общее (кпйн"н) в этих ощущениях. Впрочем, сделаю и еще пояснение того, о чем говорим мы. Если бы возможно было исследовать оба эти ощущения относительно того, солоны ли они или нет, то ты сумел бы сказать, чем именно ты исследовал это и что такой орган, очевидно, не есть ни зрение, ни слух, но что-то другое.

Теэтет. Как же не сказать. Это была бы способность вкуса.

Сократ. Ты дал прекрасный ответ. Какая же способность открывает тебе как во всех ощущениях, так и в этих то общее, в силу которого ты говоришь о них: есть, нет и все то, о чем мы сейчас спрашивали? Для всех этих познаний какие укажешь ты телесные органы, посредством которых то, что в нас ощущает, ощущало бы все это?

Теэтет. Ты говоришь о бытии и небытии, сходстве и несходстве, о том же самом и отличном, об одном и о прочих числах в этих вещах. Явно, что также о равном и неравном и обо всем, что с ним связывается, ты мог бы спросить, посредством какой из частей тела душа ощущает все это?

Сократ. Превосходно, Теэтет, выводишь ты; именно, я спрашиваю обо всем этом.

Теэтет. Однако, Сократ, клянусь Зевсом, что я не могу сказать ничего, разве то, что, как мне кажется, нет никакого особенного телесного органа для этих вещей, как есть органы для тонов и красок; но очевидно, что душа сама по себе усматривает общее во всех вещах.

Сократ. О, мой прекрасный Теэтет, а не безобразный, как сказал Феодор: потому что, кто говорит прекрасно, тот прекрасен и хорош. Но мало того, что ты красавец, ты еще оказал мне услугу, избавив меня от обширных объяснений, если только для тебя очевидно, что душа нечто познает сама по себе, а другое - посредством способностей тела. Это именно и было мое мнение, и я хотел, чтобы оно было и твоим.

Теэтет. Но действительно я так думаю.

Сократ. К какому же из двух этих разрядов отнесешь ты бытие? Потому что оно преимущественно связывается со всем.

Теэтет. Я отношу его к тому, что душа познает сама по себе.

Сократ. И подобное и неподобное, и то же самое и другое?

Теэтет. Да.

Сократ. А прекрасное и безобразное, доброе и дурное?

Теэтет. Я думаю, что душа сама по себе познает сущность этих определений в том, что особенно противоположно друг другу, сравнивая в самой себе прошедшее и настоящее в отношении к будущему.

Сократ. Подожди же. Не будет ли она ощущать жесткость жесткого посредством осязания и также мягкость мягкого?

Теэтет. Конечно.

Сократ. Но бытие того и другого, также то, что они такое, еще их противоположность друг с другом и сущность этой противоположности душа усиливается определить сама по себе, передумывая все это и сравнивая одно с другим.

Теэтет. Без сомнения" ("Теэтет", l84e и след.) [см. комм. 1 ].

Хотя приведенное здесь учение Платона о том, что душа сама по себе знает многое, было направлено им против современного сенсуализма, однако его непосредственное содержание касается вопроса о возможности опыта и об основах здравого человеческого смысла. Многие ощущения, совершенно несоизмеримые по своему действительному качеству, делаются соизмеримыми для разума, потому что они соединяются в идеях бытия, того же и другого - в идеях, которые душа знает сама по себе, и только вследствие этого единства или вследствие того, что душа сама по себе находит в них общее, возможен тот ежедневный опыт, в котором мы различаем вещи и изменения, находим их существующими, сходными, различными, тождественными и т. д. Единство сознания, которое охватывает все свои состояния и которое мы должны предположить во всяком чувствующем существе, далеко не проясняет возможности здравого человеческого смысла, основание которого заключается только в истине, непосредственно знакомой духу и применяемой им к сравнению ощущений. Встреча представлений в одном нераздельном сознании была бы достаточна, чтобы образовать безразличную к истине механическую ассоциацию, в силу которой эти представления могли бы только вызывать себя из сознания; но всякое различие, полагаемое здравым смыслом между есть и не есть, между тем же и другим, всякая форма предметности и истины есть собственное дело души, руководствующейся знанием сверхопытных идей. Только тогда, когда протекающие ощущения соединяются не просто в существующем сознании, но в сознании о бытии или небытии, о сходном или различном, словом, в сознании общего, тогда появляются здравый смысл и опыт как две соответствующие стороны одного и того же процесса или как свет и его отражение на мутных волнах ощущений.

Платон не отказывает здравому смыслу в истине и не ставит науки и философию в отрицательное отношение к нему, как это делал Парменид, по мнению которого общий смысл (дьобй вспф§н) [см. комм. 2 ] совершенно противоположен разуму (льгv) и который называл людей вообще двухголовыми существами (вспфпr дйксЬнпй), то есть существами, обреченными на противоречащие и ложные взгляды. Когда душа, по разъяснению Платона, "причастная смыслу и гармонии", обращается своим сознанием к чувственному и когда правильность движения всего изменяемого пронизывает всю душу, то в ней появляются достоверные и истинные мнения и убеждения (возникает здравый смысл). Когда же она обращается к мыслимому и когда она познает его в правильном круговороте неизменяемого, тогда появляются в ней разум и знание ("Тимей", 37b-c) [см. комм. 3 ]. Здравый смысл и разум так же соотносятся между собою, как мир подлунный и мир звездный. Предположение о правильности изменений чувственно данного космоса есть первоначальная форма здравого смысла. Предположение о неизменяемости сверхчувственного космоса - первоначальная форма разума.

"Если, как думают некоторые, здравый смысл (дьоб PлзиЮт) [см. комм. 4 ] ничем не отличается от разума (нп™), то мы, - говорит Платон, - были бы вынуждены признать, что все, что мы замечаем посредством тела, есть первобытная и достовернейшая истина. Но мы должны считать их за два рода, потому что они произошли отдельно и имеют неодинаковое свойство. В самом деле, один из них возникает через ученье, другой - через непосредственную уверенность; один всегда опирается на отчетливые основания, другой - безотчетен; один не изменяется от непосредственной уверенности, другой - послушен ей; одному надобно почитать причастными всех людей, а разуму причастны боги, человеческий же род что-то мало" ("Тимей", 51е) [см. комм. 5 ]. Принадлежащие здравому смыслу "истинные мнения, пока они остаются на месте, суть прекрасное дело, и они производят все доброе; но они не хотят оставаться долгое время на месте, они убегают из человеческой души, и вот почему они имеют немного цены, пока кто-нибудь не свяжет их знанием основания… Когда они так бывают связаны, то сперва они обращаются в познания, а потом делаются неизменяемы" ("Менон", 97е).

Таким образом, хотя здравый смысл и соответствующий ему опыт возможны вследствие истины идей, которую душа знает сама по себе, однако истина, приобретаемая здравым смыслом, непрочна и изменчива, как чувственные явления, с которыми он находится в связи: она не свободна от неверности самой себе и не защищена от софистики, мнения которой не любят оставаться долго на месте.

Человеческое слово и идеи. Также мы не оставляем почвы здравого смысла, имеющего свое основание в идеях, когда спрашиваем о возможности и сущности человеческого слова. Возможность слова основывается, по Платону, на предположении неизменяемого содержания знания. Защитники учения о безусловном изменении всего существующего встречают первое опровержение со стороны сущности человеческого слова.

"Сократ. Если, как, по-видимому, говорит опыт, все находится в движении, то каждый ответ, к чему бы он ни относился, всегда будет казаться правильным, скажут ли они (т. е. защитники вышеупомянутого учения), что нечто есть так и не так, или, пожалуй, что нечто так и не так бывает. Это бывает употребляется здесь, дабы мы не принуждали их стоять на своем слове.

Феодор. Ты правду говоришь.

Сократ. Правду, исключая то, Феодор, что я употребил слова так и не так. Между тем слово так некстати здесь, потому что оно уже не обозначало бы движения; равным образом и слово не так, потому что и оно не есть движение, но те, которые держатся названного учения, должны бы придумать какое-нибудь другое выражение; теперь же они не имеют слов для своей мысли и разве только могли бы сказать: нечто бывает не так и не иначе, но бывает никаким образом. Эти ничего не определяющие слова были бы для них наиболее кстати" ("Теэтет", 183а).

По "Софисту", когда наблюдения не сведены в умственное единство или в общее понятие, а также пока из рода не выделен вид в значении самостоятельной и единичной сущности, то для всех таких случаев невозможно и слово (267а, 267d). Слово означает не то, что дано в ощущении, но единое и общее, или идею, означает содержание не данное, но мыслимое по своему тождеству и по своей всеобщности. Согласно с этим Платон говорит: "Относительно каждого множества, которому даем мы одно и то же имя, мы привыкли полагать одну особенную идею" ("Государство", X, 596а).

Уже здесь следует заметить, что для Платона идея имеет до сих пор значение формальное, или логическое, что она есть не откровение высшей сущности вещей, но очень хорошо знакомое здравому смыслу и положительным наукам требование единства, неизменяемости и общегодности определений, требование, которое выражает сущность разума и без исполнения которого ни здравый смысл, ни опыт, ни слово, ни положительные науки невозможны. Там, где это требование исполняется мнимым образом, мы получаем слово, в сущности не имеющее никакого значения, как, например, слово дерево, которое для ученого ботаника ничего не означает. Там, где оно вовсе не исполняется, мы не имеем никакого названия, как, например, для обозначения того, что есть общего в двух цветах, красном и синем, мы не имеем слова. Вообще, метафизическая истина идей, или разума, есть чисто формальная, поскольку она относится к переработке опыта, доставляющего содержание знанию. По оригинальному мнению Платона, формализм разума происходит оттого, что мы, как дремлющие, принимаем подобное истинной сущности не за подобное, но за саму сущность ("Государство", V, 476с), другими словами, что существенную и внутреннюю для разума веру в истину и действительность мы переносим на окружающие нас явления и потом, естественно, ожидаем от них откровения истины. Тем не менее все миросозерцания, которые делают невозможным человеческое слово, должны быть отвергнуты наперед как ложные и несовместимые с формальными требованиями разума. Таково миросозерцание элейцев и мегарцев, с одной стороны, и миросозерцание Гераклита и софистов - с другой. Элейское учение, что все вещи суть одно, простое, безразностное, недействующее и пребывающее в вечном тождестве с собою содержание, несовместимо с фактом языка, что при суждении о вещи мы употребляем имена существительные ("ньмбфб) и глаголы (јЮмбфб), следовательно, всегда отличаем от вещи ее действия ("Софист", 261е). Софистическое, выродившееся из Гераклитовой теории мира учение, что все изменяется всячески, приводит человека к невозможности иметь какую бы то ни было речь. В тот момент, когда мы называем вещь, она уже стала другою, она уже ускользнула от нас и сделалась не такова, какой мы ее назвали ("Кратил", 539с). Вести беседу с философами этого рода невозможно, как с людьми, "которых жалит овод, потому что, подобно своим сочинениям, и они мечутся сюда и туда; стоять же на слове, отвечать на вопросы, также предлагать вопросы спокойно и в порядке они совершенно неспособны, и неспособность эта превосходит всякую меру, потому что эти люди не имеют ни малейшего покоя. Когда спросишь их о чем-нибудь, они вынимaют, словно стрелы из колчана, загадочные фразы и стреляют ими; когда же пожелаешь узнать смысл этих фраз, то тебя поразит выстрел других неслыханных фраз и с ними ты никак не сладишь. Таковы же они и относительно друг друга: они особенно заботятся, чтобы ничего не было прочного ни в их словах, ни в их головах, полагая, как мне кажется, что, по крайней мере, это учение есть нечто прочное; но, в свою очередь, и против него они ведут ожесточенную войну и всячески ниспровергают ero" ("Теэтет", 180а).

Форма отвлеченного мышления и идеи. Мы имеем основание отличать логическую правильность мыслей от их истины, но основание это заключается единственно в несовершенствах и различной ограниченности разума, а не в его положительной натуре. Сам в себе, в своей отрешенной всеобщности разум есть разумение, или знание, истины, и правильность мыслей есть непосредственно их истина. Нигде так ярко не было развито это понятие о разуме, как в платоническом учении об идеях. Черты этой логики следует обозначить здесь.

а. Форма понятия. В понятии мы мыслим нечто. Оставим случай н личный повод, по которому мыслим мы это нечто, оставим личное чувственное воззрение, отрешимся от места и времени, от здесь и теперь, - потому что все эти определения касаются положений мыслящего субъекта, а не мыслимого понятия, для которого все равно, какое лицо, где, когда и по какому поводу мыслит его. Итак, возьмем содержание этого понятия само по себе, отделъно, как то, что оно есть. Таким образом мы получим определение, что идея есть единая, тождественная с собою и общая сущность, и притом сущность мыслимая. Так, например, идея красоты есть единая и общая сущность прекрасного ("Федон", 100d: еqнбй фr кбл"н бљфп кбиEбхф"). Так, в идее четырехугольника мы мыслим не тот и не этот четырехугольник, не четырехугольник, виденный нами вчера или сегодня, но четырехугольник сам по себе, или единую, общую и тождественную с собою сущность четырехугольника ("Государство", VI, 510d). Такие сущности суть только мыслимые ("Тимей", 51d: нппэменб мьнпн), и созерцаем мы их только в мышлении ("Федон", 100а).

Возьмите определенные представление и понятие. Первое изменчиво по различию опытов и привычек каждого; последнее неизменяемо, оно всегда есть то же самое, есть одинаковое для всех разумов; первое есть факт в личном сознании, последнее - незыблемый и верный самому себе образец. Первое принадлежит индивидуaльнoму мышлению, второе - всеобщему разуму; действительность первого зависит от состояний субъекта, действительность второго заключается единственно в нем самом, то есть в его мыслимости. Идея есть неизменяемый и вечный образец по отношению к тому, что дано в опытах и представлениях. Она не существует ни в каком живом существе, ни на небе, ни на земле, но пребывает сама в себе ("Пир", 211a) или в мысленном месте, потому что весь способ ее бытия состоит в том, что она есть содержание, созерцаемое правителем души, разумом ("Федр", 247c).

Так как каждое понятие существует только однажды, так как от многократного положения его в мышлении оно не делается другим, то идея для каждого рода одна ("Пир", 211a, "Государство", X, 597c).

Только частное и индивидуальное происходит и исчезает. Общее не может ни происходить, ни разрушаться. Этот человек произошел, и после некоторого времени он разрушится. Но человека вообще, самого человека, единую и общую сущность человека, не может сотворить никакое всемогущество: идея не происходит, не исчезает, она есть вечная истина. Не идеи определяются действиями и творчеством живого субъекта, но, наоборот, действия и творчество живого субъекта определяются идеями. Так, художественная деятельность человека определяется идеей вещи, которую он предполагает сделать ("Государство", X, 596b). Так, Бог творит мир, взирая на идеи как на первообразы вещей ("Тимей", 28а). Истину нельзя ни сотворить, ни изобрести: ей свойственно вечное есть, и мышление лица есть только стремление познать идею.

б. Форма суждения. Если переведем слово еqдпт буквально, через вид, и если возьмем Платоново учение, что в опыте данная вещь есть настолько, насколько она причастна идее (см., например, "Федон", 100d), то получим нижеследующие логические и метафизические определения.

Всякое явление есть настолько, насколько оно причастно виду.

Невозможна в мире явлений такая вещь, которая не подходила бы под общее определение разума.

Идея есть предикат в каждом познаваемом предмете как субъекте.

Субъект мыслится и есть только посредством предиката. Сущность каждой вещи состоит в тех идеях, или предикатах, которым она причастна. Вне их вещь, субъект, есть Tрейспн и мx -н [см. комм. 6 ].

Итак, учение о безусловных вещах, например об атомах или вообще о таких безусловных субъектах, которые есть как бы по естественному, первобытному, следовательно ничем не оправданному праву, и которым свойственно бытие само по себе, не мотивированное требованиями истины, - такое учение реализма не может быть допущено в системе разума.

В субъекте суждения представляются многие видимые и случайные вещи чувственного мира, в предикате - один простой, общий и неизменяемый предмет разума.

Так как в каждом предмете опыта есть только часть идеи (отсюда причастие), то он более или менее подобен идее, а не тождествен ей, и, следовательно, идея есть то, чем должен быть предмет, есть идеал, или первообраз, для развития и совершенствования предмета.

Предметы, данные в опыте, оказываются явлениями пред взором разума, который знает то, что должно быть.