Филон александрийский и его миросозерцание. Учение филона александрийского Влияние на христиан

Заключение.

Последователи Плотина.

Плотин завещал своему ученику, Порфирию (ок.233 – ок. 304)привести в порядок и издать его сочинения. Порфирий вошел в историю философии как комментатор Аристотеля и Плотина. Но он гораздо больше, чем Плотин, интересовался практической философией, которую понимал как учение о добродетелях, очищающих от различного рода аффектов. Порфирий призывал к тому, чтобы ум был образцом для всей духовной жизни.

Идеи Плотина и Порфирия были развиты Проклом (ок. 410 – 485), который считал, что высший тип знания возможен только благодаря божественному озарению; любовь(эрос), по Проклу, связывается с божественной красотой, истина открывает божественную мудрость, а вера соединяет человека с благостью богов. Историческое значение учения Прокла, по словам А.Ф.Лосева, не столько в интерпретации мифологии, сколько в тонком логическом анализе, непосредственно не связанном ни с какой мифологией и представляющем огромный материал для изучения истории диалектики. Большое значение имела разрабатываемая им диалектика Космоса. Философия Прокла оказала громадное влияние на всю средневековую философию.

Ученик Порфирия, сириец Ямвлих (ок. 280 – ок. 330) анализировал и систематизировал диалектику древней мифологии. Он обращал преимущественное внимание на практически-культовую сторону философии, разъясняя сущность и методы пророчества, чудотворения, ведовства и внутреннего экстатического восхождения в сверхъестественный мир.

Наиболее значимым моментом в философии неоплатонизма является учение о потусторонности, сверхразумности и даже сверхбытийности первоначала всего сущего и о мистическом экстазе как средстве приближения к этому

первоначалу. В лице Плотина античная философия приходит к тому, с чего начала индийская философия в «Упанишадах» с их непознаваемыми разумом

атманом и брахманом.

Неоплатонизм выходит даже за пределы философии, если под философией понимать разумное мировоззрение. Неоплатонизм сверхразумен. В нем наблюдается возврат к мифологии или ремифологизация. Гегель не случайно

использовал неоплатонизм как иллюстрацию своего закона отрицания: философия сперва отрицала религию (мифологию), а затем в своих самых зрелых

формах, отрицая саму себя, постигла внутреннее содержание мифологии и образовала с ней синтез. Итак, по Гегелю, неоплатонизм не столько философия

как антипод мифологии, сколько синтез философии и мифологии.

Философия неоплатонизма является последовательным монистическим идеализмом и даже сверхидеализмом. В отличие от бога Платона, который доступен разуму, бог неоплатоников ускользает от мысли. Это уже мистика.

Пафос их учения заключается в сведении многого к единому и в выведении этого единого за пределы многого. Это схема тоталитаризма.

Тоталитаризм выносит присущее многому единое за пределы многого и затем привносит единое во многое извне как некую высшую силу.

Согласно учению неоплатонизма, во главе иерархии сущего стоит одно начало, единое как таковое, сверхбытийное и сверхразумное, постижимое только в состоянии экстаза и выразимое только средствами апофатической теологии. Мировая система является строго иерархичной, она строится не снизу вверх, а сверху вниз.

Неоплатонизм радикально отличается от своего первообраза – философии Платона. Несколько веков послеплатоновской идейной эволюции не прошли даром. Тем не менее, ретроспективно он позволяет многое понять как в учении Платона, так и в философии его лучшего ученика, Аристотеля.

(ок.25 до н.э. - ок. 50 н.э.)

Фило́н Александри́йский - выдающийся представитель еврейского эллинизма, центром которого была Александрия, богослов, апологет иудейства и религиозный мыслитель, оказавший большое влияние на последующее богословие своим экзегетическим методом и своим учением о Логосе*.

Иудейский философ, богослов и экзегет. Род. в Александрии в богатой семье, принадлежавшей к потомственному священнич. роду. Получил разностороннее классич. образование. Родным языком Ф. А. был греческий, и греческим же было его образование.

У Ф. А. как представителя иудейской александрийской школы были предшественники, но он является первым толкователем Библии, чьи труды дошли до нашего времени. Ф. А. был многим обязан Платону и стоикам, к-рые толковали греч. мифы с помощью аллегорич. метода. Ф. А. терпимо относился к внебибл. религиям, усматривая зерно истины в самых различных верованиях и доктринах. Но гл. источником истины для него оставался ВЗ, интерпретируемый им в духе александрийской эллинистич. философии. Греч. идею Логоса (Слова) Ф. А. соединил с библ. учением о зиждительном Слове Сущего. Логос, по Ф. А., это сила Божья, обращенная к миру, "первородный Сын Божий", Он "является нашим Богом, Богом несовершенных людей".

Богословие Ф. А. не было свободно от пантеистич. тенденций. Он понимал Логос как некую душу Вселенной. Ф. А. учил, что познание Бога совершается по ступеням, ведущим к высшему созерцанию Тайны Сущего. Точно так же толкователь Писания не должен подражать "софистам буквоедства" и ограничиваться только буквальной интерпретацией Библии. Ей присущ полисемантизм*. Глубочайший смысл Писания постигается с помощью аллегорич. метода, к-рый Ф. А. называет "мудрым архитектором".

Антично-филос. отношение к обрядам Ф. А. сочетает с учением профетизма*. "Бог, - пишет он, - не радуется жертвам, даже если Ему приносят гекатомбы, ибо все вещи принадлежат Ему... но Он радуется, когда посредством жертвоприношений люди выражают волю любить Его". Ритуал - лишь символ внутреннего устроения души; "истинным алтарем Божиим является благодарная душа, исполненная добродетелей". Вершиной духовной жизни Ф. А. считал отрешенность, аскезу и мистич. созерцание, к-рые он нашел у егип. терапевтов.

Филоновская экзегеза почти не получила развития в иудаизме. Зато она оказала влияние на отцов Церкви, особенно принадлежавших к александрийской школе экзегезы. Большинство из них так или иначе использовали труды Ф. А. в своей экзегетике и богословии.

Греческий теолог иудейского происхождения, создатель метода аллегорического толкования Библии с помощью понятий греческой философии.

« Экзегеза в Древней Греции - толкование обычаев, законов, прорицаний оракулов; в александрийскую эпоху - толкование литературных текстов; с первого века нашей эры - объяснение, интерпретация текстов религиозных.

Филон Александрийский был создателем метода аллегорического толкования Ветхого Завета.

Он был послан в Рим защищать перед императором Калигулой иудеев.

Доказывая согласие Ветхого Завета с греческой философией, Филон утверждал, что в Писании кроме буквального присутствуют глубокие мистический и аллегорический смыслы, не противоречащие греческой мудрости. Задача философии - познать и истолковать эти смыслы».

Кириленко Г.Г., Шевцов Е.Н., Краткий философский словарь, М., «Эксмо», 2004 г., с. 447.

Филон Александрийский учил о логосе как самом высоком и совершенном творении Бога, благодаря которому Бог творит сначала существа, более близкие к себе - ангелов, а уже потом мир вещей и человека.

Для Филона - Бог - чисто абстрактное понятие, без каких-либо атрибутов.

Филон Александрийский развивал учение о совершенной непознаваемости и безыменности Божества. «Не думаю, - говорит Филон, - чтобы Сущее, каково оно есть в своем существе, могло быть познано каким-либо человеком. Как наш ум неизвестен нам, так и Сущее недоступно познанию людей... Посему и собственного имени ему дать невозможно никакого». Установив полную бескачественность Божества, Филон оставляет, однако, за ним самое общее определение, именно бытие. «Бог недоступен нашему познанию, разве только по бытию; ибо одно только существование, вот то, что мы знаем о нём, кроме же существования - ничего». «Человек может знать о Боге не то, каков он есть, но только, что он есть».

Булгаков С.Н. , Свет невечерний: Созерцания и умозрения, М., «Аст»; Харьков «Фолио», 2001 г., с. 177.

«Филон Александрийский , родившийся на 15-25 лет раньше Христа и умерший спустя 10-20 лет после него, сформулировал дело философии на полторы тысячи лет вперёд: «Философия служанка (рабыня) мудрости (софии)» (De congressu eruditionis gratia). Платон для Филона не меньший авторитет, чем автор библейского Пятикнижия Моисей . Филон от Платона знает и повторяет, что философия, будучи школой добродетели, заслуживает и достойна избрания сама ради себя как то, чему человек должен отдать себя; она самоценное благо, а не средство. […] София определяется как наука божественных и человеческих вещей и их причин. Наука о божественных вещах - то же, что теология, - имеет дело с самим Богом. Перед Богом не стыдно и свободному человеку быть рабом…».

Бибихин В.В., Язык философии, М., «Языки славянской культуры», 2002 г., с. 324-325.

Его философия, истоками которой были Платон и Библия, оказала значительное влияние на неоплатонизм и на учение святых отцов.

ФИЛОН АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ (10-е годы I в. до н.э. – 40-е I в. н.э.) – иудейско-эллинистический философ, теолог и экзегет (от греческого exegesis – выведение, истолкование). Принадлежал к одному из влиятельнейших еврейских кланов Александрии. Летом 39 н.э. он возглавлял неудавшуюся делегацию представителей александрийской иудейской общины к императору Гаю Калигуле (Иосиф Флавий . Иудейские древности . XVIII 257–60); сам Филон пишет об этом в своем произведении О посольстве к Гаю . Согласно сообщению Иосифа, брат Филона был «самым богатым человеком в Александрии», а его племянник Тиберий Юлий Александр – прокуратором Иудеи в 46 н.э. (впоследствии, при Нероне, он стал префектом Египта).

Филон был хорошо образован, его произведения показывают знание платонической философии, стоицизма и пифагореизма, а также греческой литературы. Среди наиболее значимых для Филона текстов – диалоги Платона. В первую очередь, платоническое наследие явилось тем инструментом, с помощью которого он осуществил на греческом языке толкование иудейского Священного Писания.

Корпус сохранившихся сочинений Филона включает 50 наименований, среди которых философские трактаты (О вечности мира , О провидении , Имеют ли животные разум , О добродетелях и др.), историко-апологетические сочинения, в которых защищает иудаизм от современных ему критиков (Против Флакка , О посольстве к Гаю , Апология иудеев ) и комментарии на Пятикнижие (О сотворении мира , Аллегории Законов , О снах , О херувимах , О рождении Авеля и др.). Комментарии составляют основную часть филоновского корпуса (41 сочинение).

Филон, воспитанный на эллинской культуре, увидел истины греческой философии за текстом Пятикнижия. Его философская система теоцентрична. Бог рассматривается как истинное бытие, – здесь очевидна связь с платонизмом, однако главным источником для Филона прежде всего является библейское «Аз есмь сущий» («Исход» 3:14). Он строго различает сущность Бога и его существование, и развивает в связи с этим как негативную (апофатическую), так и положительную теологию: о том, что существует Бог-творец, всякий человек может заключить из созерцания порядка природного мира; но познание божественной сущности лежит за пределами разума человека. В своей сущности Бог непознаваем, неименуем, неопределим и невыразим. Согласно Филону, высшее Божество – Иегова Пятикнижия Моисея – абсолютно трансцендентный миру «Сущий Бог», превыше Блага, Единого (или Монады). Оставаясь трансцендентным, Бог связан с космосом как его творец и провиденциальный управитель. По Филону, два главных имени Иеговы – «Бог» и «Господь» – указывают на две соответствующие этому силы: первое обозначает его творящую силу, второе – его власть. Учение о божественном логосе призвано объяснить, каким образом Бог связан со всем, что не есть он сам. Совместно с Софией («матерью всего сущего») и Справедливостью, трансцендентный Бог порождает Сына и свое самое совершенное творение – Логос-Слово, которое является «инструментом» творческой мысли бога, «местом», где расположены идеи. Именно Логос-Слово творит духовный и материальный мир и человека, благодаря его активности идеи-логосы создают мир.

Человек создан по образу и подобию Божию, и это значит, что он разумен. Цель земной человеческой жизни рассматривается Филоном в согласии со знаменитой формулой Платона, как «уподобление Богу», и это «уподобление» означает «богопознание». Однако до конца познать Бога невозможно, ибо тогда уподобление оказалось бы отождествлением, что невозможно в случае с творцом и его творением.

Цель, достижимая человеком в этой жизни – стать мудрым. Высший идеал Филон персонифицирует в образе Моисея . Путь к высшему этическому идеалу мудреца лежит через проявление природных (дарованных от Бога) благородных задатков («добродетель Исаака»), образование («добродетель Авраама») и упражнение-аскезу («добродетель Иакова»).

Воззрения Филона оказали огромное влияние на формирование христианской философии, и прежде всего на экзегетический метод и теологические воззрения первых христианских философов – Климента Александрийского и Оригена .

Сочинения: Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета . М., 2000. Против Флакка . О посольстве к Гаю //Библиотека Флавиана. Вып. 3. М., Еврейск. ун-т., 1994.

Мария Солопова

Приехал в Рим Филон, александрийский иудей, происходивший от знатной фамилии. Иудеи назначили его одним из послов, которых отправили хлопотать по их делам. Филон был самым замечательным из тех александрийских иудеев, которые, получив греческое ученое образование, старались соединить ветхозаветную религию с идеями греческой, в частности платоновской и стоической философии, доказывая, что религиозные, философские и нравственные истины, высказанные наилучшими языческими мыслителями, задолго до их времен были даны иудеям божественным откровением. В своем стремлении доказать это, Филон Александрийский и другие иудеи одинакового с ним направления мыслей видоизменили священные предания платоническими и стоическими понятиями. Их учение не произвело особенного впечатления на их языческих современников, но имело большое влияние на христианских ученых и на греко-римскую религиозную философию II и III веков. Филон был в иудейском вероучении представителем идеализма, подобного идеализму неоплатоников в язычестве. Он хорошо знал греческую философию, заимствовал из неё свои основные понятия, которыми старался объяснить божественные тайны, но вместе с тем оставался верующим приверженцем священных книг своего народа, ставил, данное в них откровение выше всякой иной мудрости. Главной целью многочисленных ученых трудов Филона, написанных несколько риторическим языком, но проникнутых искренним одушевлением, было защитить от порицаний и прославить отечественную религию. Задачей своей жизни Филон поставил доказать одинаковость учений Платона о Боге, о благе, об идеях и учений стоиков о душе вселенной и о добродетели с откровенными истинами иудейской религии, убедить образованных язычников, что эти учения были издавна собственностью народа иудейского.

Филон Александрийский. Иллюстрация XVI века

Учения Филона Александрийского о Боге и Логосе

Вот краткое изложение философии Филона Александрийского, составленной из греческих и еврейских элементов. От вечности существовали два основных принципа: Бог, существо духовное, и хаос – материя, из которой создан мир. Бог – существо, непостижимое человеческим умом. Из божественного существа первоначально произошел духовный мир, мир идей, прототипов, деятельностью которых созданы предметы материального мира. Согласно Филону, разумная сила этих прототипов проникает в материю и из этого дурного материала создаёт, по их образу, материальный, видимый мир. Эта действующая сила духовного мира – логос, «разум», «смысл». В философии Филона она – связь, соединяющая видимый материальный мир с невидимым богом; она принадлежит обоим основным принципам, и богу, и материи. В Боге она – сила покоящаяся, в материи – сила действующая и сокращающая.

Итак, логос – наместник Бога в видимом мире, «второй Бог». Как разум человека проявляется во множестве мыслей, которые при всем своем различии друг от друга составляют единое целое, происходя от одной силы охватываясь ею во всей своей совокупности, так из логоса происходят бесчисленные прототипы и основные силы предметов видимого мира. Эти прототипы и силы соответствуют и ангелам еврейской веры, и идеям Платона, и божествам языческой мифологии . Учение о логосе – главная часть философской системы Филона Александрийского. Во всех тех местах Ветхого Завета, где говорится о явлениях Бога людям или о действиях промысла, говорится, по его мнению, о логосе. Логос – образ Бога, наместник его, «первородный сын божий». Он податель всех духовных даров, посредник между людьми и богом, возносящий к нему их просьбы, ходатайствующий за них перед ним. Логос разделяется у Филона на множество существ, каждое из которых – проявление какого-нибудь отдельного качества или его действия. Как логос произошёл из Бога, так из логоса произошел человек, поэтому человек имеет в себе разум (имеет в себе логос), имеет и свободу. Первая чета людей употребила свободу во зло, этим был создан грех.

Филон считал, что излагаемое его философией учение содержится в Ветхом Завете. Для доказательства этого, он дает натянутые толкования словам священных книг. По мнению Филона, слова священного писания имеют, кроме простого, буквального смысла, другой, высший, аллегорический. Он давал аллегорические объяснения и заповедям закона Моисеева , оставляя, впрочем, за ними силу повелений божиих. Его учение имело большое влияние на христианских гностиков .

Книги Филона Александрийского

Книги Филона Александрийского можно разделить на четыре группы: 1) Историко-биографические сочинения написаны несколько риторическим слогом. Важнейшие из них – книги «О сотворении мира», «Жизнь Авраама», «Жизнь Иосифа», «Три книги о Моисее», составленные по священному писанию и по легендам и предназначенные главным образом для язычников, и защиту иудейской религии; 2) Книги о нравственности. Основным из них надо считать «О десяти заповедях»; к нему примыкают рассуждения о разных добродетелях, две книги «О наградах в наказаниях», проникнутые пламенной любовью к иудейскому народу и родине и восторженными надеждами; «О благородстве» иудейского народа. 3) Политические сочинения, рассказы об общественной деятельности Филона; сюда относится книга «О посольстве» в Рим. 4) Аллегорические объяснения священного писания, предназначенные главным образом для иудеев и написанные Филоном Александрийским в старости, спокойным тоном, комментарии к разным отделам Пятикнижия (о священных законах, о херувимах, о жертвоприношении Каина и Авеля, о потомстве Каина, о Ное, о разделении языков, о сновидениях, о жертвоприношениях и священстве и проч.).

Мы перечислили только важнейшие из книг Филона. У него много мыслей, одинаковых с Новым Заветом и вообще с христианскими понятиями. Большая часть этих мыслей были в его время всеобщими у иудеев, живших в греческих городах.

Филон был почти современником Господа Иисуса Христа. По происхождению своему он был александрийский иудей, но принадлежал к тому классу иудеев, который известен был под именем эллинистов, называвшихся так в отличие от строгих ревнителей закона Моисеева, не входивших в соприкосновение с племенем эллинским. Как эллинист собственно, Филон не был строгим последователем закона и обряда Моисеева. Его религия была философией Моисеевой, и, рассматриваемая в связи с историей последней, была даже чем то в роде перехода от него к христианству. Он жил в такое время, когда мыслители и ученые иудейские находились под влиянием греко-римского образования. Философское учение живо поражали тех иудеев, которые переселились в Грецию и Египет. И, так как все греко-римское образование того времени слагалось из самых разнородных элементов, из смеси восточных религиозных учены и философских идей, то религиозное мировоззрение Филона выражалось в попытках примирить дух времени и образования с общечеловеческими элементами иудейской религии, неизбежным следствием чего было привнесение в иудейство совершенно чуждых ему начал и приемов вероучения. По отношению к Моисеевой религии он быль философом и рационалистом, а по отношению к священным книгам Моисеевым – аллегоризиющим толкователем.

Но, будучи учеником греков, Филон, тем не менее, оставался вполне представителем своего священного племени. Как иудей-эллинист, он считал за честь следовать успехам образования и принадлежать в господствующему философскому учению, именно к учению Платона, обнимавшему по свойству своего универсальная значения в области тогдашних идей человеческих, все стремления к примирению разных учений и верований. Но как член народа Божия, считавшего только себя обладателем настоящей истины, Филон в культуре своего племени видел задатки высших начал знания, верований и жизни. Он ставил иудейскую секту ессеев выше самих философов, и в их социально-религиозных идеях видел основание для нового нравственного и умственного направления жизни человечества.

Филон думал, что иудейская религия предназначена сделаться религией всего рода человеческого. Он предвидел, что потребность в единстве и равенстве между людьми всех племен и всех наций – всего больше находившая для себя оправдание в духе закона Моисеева и наиболее чувствовавшаяся тогда по обстоятельствам времени, в народе иудейском, станет некогда всеобщею потребностью человечества и, так сказать, новою религию людей. Но тем не менее Филон полагал совершение всеобщего нравственного и догматического преобразования возможным не в пределах и не в средствах самого закона Моисеева или же в формах аскетических стремлений любимой им ессейской общины , а при появлении того Лица, мыслию о котором проникнуто все учете ветхого завета. В этом отношении Филон вполне разделяет общее верование своего племени в грядущего Мессию и о времени пришествия Мессии мечтает, как о самом счастливом времена для человечества .

Филон имел огромное влияние не только на свою эпоху, но и на эпоху развития философских понятий о христианстве в первенствующей церкви. Многие из христианских писателей (напр. , Ориген) в своих сочинениях проводили иногда его воззрения и пользовались его методом при объяснении св. писания.

Мы имеем в виду рассмотреть дух и учение этого замечательного для христианства мыслителя иудейского.

§ I

В ближайшее время после смерти Александра Македонского главным местом греческого образования были Афины, которые, в воспоминании прежнего своего блеска, составляли теперь сборное место разных отдельных групп и школ философских. Академия Платона имела там своего представителя, равно как школа перипатетиков – своих последователей. Там жили также и учили: последователь Сократовой философии Антисфен, под именем циника, и ученик философии наслаждения – Аристипп, последователь школы киринейской. Были там и новая школа стоиков и эпикурейцев, наряду с которыми, в зал Платоновой академии, собиралась группа скептиков, которая со своим сомнением в возможности общегодного и бесспорного знания боролась против основных положений догматической школы. Но в тоже волнующееся и бурное столетие, которое наступило после смерти. Александра, успел возвыситься, между прочим, другой город как соперник Афин – Александрия, которая приобретала себе значение по мере того, как Афины, теряя свою политическую независимость, утрачивали вместе с тем и свой духовный блеск. И когда в 86 году перед Р. X. Афины были завоёваны Суллою, – политическое здание Александра при устьях Нила стало уже самым важным торговым пунктом тогдашнего света и самым блестящим рассадником греческого образования.

Вследствие счастливого соединения обстоятельств, которые один только раз в истории сошлись таким образом, в Александрии сосредоточилась вся духовная жизнь востока и запада и, словом, все соединилось там как бы с тем, чтобы памятник великого человека сделать, на рубеже старого и нового времени, исходным пунктом и средоточием тогдашнего всесветного эллинского образования. Птоломеи первые в Египте с усердием ухватились за великую мысль Александра и поставили себе задачею как можно быстрее привести Александрию в цветущее состояние. По всем направлениям Александрия заявила вдруг, путем богатой и жизненной литературы, дух нового времени в самых обширных размерах, – именно, по части истории и поэзии, филологии и философии, математики и астрономии, естествознания и вообще реальных наук. Всемирный рынок сделался вдруг седалищем всемирной литературы и всемирного образования, которое объединило в себе разрозненные части прежних народных культур. Впрочем, александрийская литература была главным образом только ученым собиранием материалов и критикой, не производя собственно ничего нового в науке и поэзии. Зато в области наук реальных, находящихся в теснейшей связи с практической жизнью, гений александрийцев произвел богатые плоды. Это замечательное время представляет много блестящих личностей, которые на целое столетие потом были учителями мира.

В двух местах великолепного города находились огромные книгохранилища древности. Древнейшая часть знаменитой александрийской библиотеки, помещавшаяся близь царского замка, в той части города, которая называлась Брухиум,– сожжена была во время войны с Цесарем. Другая часть, заключавшаяся в зале огромного и великолепнейшая храма Сераписа, была позднее обогащена еще библиотекою, которую Антоний подарил царице Клеопатре. В Брухиуме, в прекрасных и пышных зданиях замка, находился также музей, в котором ученые александрийцы имели отдых и вели свободную дружескую беседу.

В начале царствования Птоломеев в Александрии менее заботилась о философии, чем об остальных науках. Но в последнее время Птоломеев, именно с тех пор, как философский цвет Афин стал опадать и начало превозмогать римское владычество цесарей, – Александрия сделалась самым главным местопребыванием философских школ.Подобно тому, как в различных кварталах города рассеяно было бесчисленное множество частных школ и аудиторий для грамматики и риторики, преподававшихся в интересах элементарного образования и приготовления для гражданской жизни, математики и медицины, преподававшихся в интересах практической жизни общества, – философия в свою очередь имела множество школ в городе и в течение последнего столетия пред Р.Х. стекалось там множество более или менее выдававшихся учителей всех родов – стоиков и эпикурейцев, толкователей Платона и Аристотеля и даже последователей старого философа Гераклита, равно как и обновителей учения Пифагора. Названия старых философских школ удержались и в Александрии; но их последователи не шли уже исключительно в замкнутых границах систем, а отбросили в сторону всякую резкую разрозненность и враждебность партий и искали объединения и отождествления различных учений и взглядов. Путем подобного сближения произошел так называемый философский эклектизм, т. е. отборная и смешанная философия, в которой элементы самых различных философских систем, смотря по направлению и нуждам образования тех, которые предавались изучение философии, более или менее сопрягались в единство миросозерцания.

Такой именно переработке и пополнению прежними философскими взглядами подвергнуто было и учение Платона, которого сочинения, наполненные образами поэтической фантазии, увлекали как по языку, так и по искусству изложения гораздо больше, чем сухие и точные умозрения Аристотеля. И если философия Платона, как она ни была неполна и замкнута, заключала уже в себе такой росток, из которого на целое столетие могли развиваться богатые смена духовной жизни, – то понятно будет то странное явление: как платоническая философия превратилась, с одной стороны, под руками настоящих последователей Платона в самой академии, в скептицизм и сомнение в возможности достоверного познания, а с другой стороны, в Александрии, под сильным влиянием религиозных воззрений востока, могла стать исходным пунктом и основанием таинственного и крайнего миросозерцанья, которое целое столетье потом находило для себя многих даже замечательных последователей. Платоново учение допускало развивать и перерабатывать себя, смотря по тому, какой пункт различных сторон платонического умозрения избираем был за исходный пункт философствованья. Ученики и последователи Платона относились к прочим философским направленьям, которые выступили после смерти Аристотеля, по преимуществу как наездники, потому что они, сообразно с своими особенными потребностями образования, выбирали и усваивали только те цветы и плоды мысли, которые обещали что-нибудь их сознанию и образу жизни. Особенно стоический и потом пифагорейский образ мыслей, сошедшийся в этом свойстве с платоническим воззрением, состоял в том, чтобы образовать такую философию, которая поставила бы свое основанье на твердой практической почве жизни, и платонизм назывался то стоическим, то пифагорейским, то аристотелевским потому собственно, какой элемент смешиваем был с платоническим основанием – стоический ли, пифагоровский или аристотелевский. Вот почему нередко видим мы в это время, что один и тот же философ учил частью как платоник, частью как стоик или пифагореец, частью] как аристотелик, – хотя, строго говоря, он не был ни тем, ни другим, а только от каждого из них имел что-либо заимствованное. Местом подобной мозаической философии была и Александрия и притом гораздо прежде еще появления собственно так называемой эклектической школы, основателем которой был известный Потамон, живший около времен Августа Кесаря.

Одним из таких философствующих наездников, выезжавших преимущественно на платонических основаниях, был и тот муж, который известен в истории первобытного христианства, который не справедливо называем был иудейским Платоном и которого некоторые отцы называла также пифагорейцем. Но как, спрашивается, иудей мог сделаться философом? Ужели греческая философия могла иметь что-нибудь общее с иудейством? Эти вопросы, конечно, могли бы иметь силу только в том случае, если бы неизвестно было, как в Александрии объединялись всевозможные противоположности. Не только в стенах её – на рынке, в школах, театрах и гимназиях сталкивались постоянно, начиная со времени Цесаря, египтяне и сирияне, индийцы и персы, греки и римляне, и вступали таким образом в духовное соприкосновение, – но и в книгохранилищах её все находили для себя удобный случай и средство к образованию.

Рассеяние иудеев по веем странам около Средиземного моря происходило в одно время с выселением греков за пределы их отечества. Задолго до Александра Великого иудей переселены были уже, из палестинской области, в Ассирию и Вавилон. Уже во времена пророка Иеримеи, иудея, из несчастной своей родины, переселялись в Египет. Когда потом основана была Александрия и быстро пришла в цветущее состояние, у иудеи, поселившиеся там, от самого основателя получили права гражданства наряду с македонянами и греками. Позднее поселилось еще бесчисленное множество иудеев и в других частях Египта. Основатель династии Птоломеев питал особенную доверенность к иудейским воинам и многих иудеев посылал в ливийские города колонистами. Последующие Птоломеи давали иудейским воинам важные должности и щедро награждали их. Около 163 г. до Р. X. египетские иудей получили от Птоломея Филометора позволение построить иудейский храм в Леонтополисе, в окрестностях Гелиополиса, – т. е. в стране, освященной в иудейских преданиях историей Моисея. Этот храм был щедро одарен царскими сокровищами и поместьями, из которых причт получал доходы для себя.

Во время Филона две из пяти частей города, именно в той стороне его, которая обращена была к морю – в Брухиуме, населены были преимущественно иудеями. Они имели своего регента или представителя своей религии, который назывался алабархом и держал суд, примирял ссоры, наблюдал за договорами и законом и отвечал пред римскими правительством за исправность платежа налогов. Тогдашние иудей александрийские пользовались равенством во всех гражданских правах с прочими александрийцами, между теми как всей остальной массе городских жителей Египта в такой свободе и правах было отказано. В городе было рассеяно множество иудейских молитвенных домов. Но так – как колонисты обыкновенно мало по малу забывают свой родной языки с течением времени, то это случилось также и с иудеями александрийскими, и они скоро пришли к тому, что не в состоянии были понимать еврейский текст своего священного закона. Вследствие этого для них необходимо было иметь свои религиозные книги в переводе на греческий язык.

С начала этого столетья выступило между александрийскими иудеями даже нисколько эпических и драматических стихотворцев. Для выражения свих мессианских ожиданий, которые александрийские иудеи разделяли с своими палестинскими единоплеменниками, выбрали они, с начала этого самого столетья, ходячую форму сивиллиных предсказаний. Иудейские сивиллы предсказывали, в гекзаметрах, падение язычества и победу святых и праведных людей, которыми Всевышний ниспошлет царя. Наконец, в предпоследнем дохристианском столетии выступил в Александрии иудей Аристовул, знаток перипатетической философии, с своими комментариями на закон Моисеев. Он посвятил свое сочинение молодому князю Птолемею Филометору и в нем провел тот взгляд, что самые древние греческие поэты – Орфей, Линос, Гомер, Гезиод знали уже Моисеевы книги и что даже греческие философы, каковы, например, Сократ, Платон и Аристотель, почерпали свою мудрость из древнего греческого перевода Моисеева кодекса или же из личных столкновений с народом Божиим во время_ своих путешествий. Что эти греческие мыслители имели также чистое и правильное понятие о Боге и Его отношении к миру, которое для иудея, внутренне убежденного в единственности данного Моисею божественного откровенья, казалось находящимся только в его священных книгах, – это неожиданное и странное для сознания иудейского явление могло быть объясняемо, с точки зрения иудейской веры в откровение, не иначе, как только тем, что высокообразованные язычники позаимствовали свое понятие о, Боге из иудейского источника. Но как скоро это убеждение сделалось непоколебимым у высоко образованных александрийских иудеев и несколько даровитых между ними личностей вступило в ближайшее соприкосновение с наукой, то путем торговли, то посредствам школ риторов и философов, то наконец помощью александрийской библиотеки, – тогда одна часть подобных огречившихся иудее невольно стала придавать все потребности указать в самых священных книгах те духовно – нравственные воззрения, которые возникли на почве общественной жизни и обстоятельств. Притом, так – как буквальный смысл священного писания не мог мешать этому, потому что наряду с последним существовали еще изустные исторические предания, дополнявшие писания, – то мудрого законодателя возвели еще в великого философа и в его словах стали подозревать скрытый глубокий смысл, который, мог быть открыт не иначе, как с помощью известного ключа или соглашения Мсисеева откровения с греческою философиею. Таким ключом была аллегория, так – как думали тогда, будто слово или образ иное говорит, а иное значит. Таким образом, из неизбежной потребности найти оправдание для религиозных преданий в элементах новой культуры, произошел тот новый способ толкования священных книг, который называется аллегорическим.

Не все, конечно, александрийские иудеи чувствовали эту нужду, потому что не всех их коснулось греческое образование. Не все также были преданы аллегорическому способу толкования, но часть их твердо держалась в пределах буквального понимания закона Моисеева и священных преданий. Зато другая часть зашла так далеко, что весь обрядовый закон Моисеев понимала как простой чувственный обряд или форму, которая для успевших в духовно-нравственном развитии бесполезна и не нужна. Между этими двумя противоположностями александрийского иудейства существовал еще особенный вид религиозно-философского сознания и образования, который в течение царствования Птоломеев развивался среди александрийского иудейства с помощью надлежащей теории ученого аллегорического объяснения писания. Самое зрелое и чистое выражение его, равно как относительно полное его осуществление заключается в сочинениях иудея Филона.

§ II

Филон между представителями своего времени является такою личностью, в которой сосредоточилось и выразилось все духовно-нравственное направление Александрии. Он вполне был выразителем своего века. В нем все лучшее в философии соединилось со всем лучшим в тогдашних религиях, именно – с религиозно – нравственными верованиями народа Божия. Ход умственной и нравственной жизни тогдашнего человечества требовал такой головы, которая усвоила бы и перерабатывала плоды высочайшей культуры духа и потом начертала бы идеал, столь необходимый- тогда для отчаявшихся сердец. Такую голову имел Филон, и его миросозерцание было столь характеристичным и оригинальным в тогдашнее время, что могло влиять на все ближайшее к нему столетие и оплодотворять мысли и стремления тогдашних людей. Особенно оно было сильно тем, что не шло в разлад с мессианскими ожиданиями иудеев, начинавшими уже проникать и во внутреннюю жизнь самых язычников.

Этот замечательный человек, – которого свежий и характеристично – жизненный образ, смотрящий в сокровенное будущее духовно – нравственной жизни народов проницательным взглядом, выступает теперь для нас как иероглиф какой-нибудь – родился в 20-м году пред P. X ., т. е. в то самое время, когда греческий географ Страбон, которому мы обязаны самым большим своим знанием тогдашней Александрии, прибыл в Египет с римским наместником Элием Галлом. Он происходил из высшего священнического рода и его фамилия принадлежала к числу самых знатных и богатых фамилий целой страны. Брат Филона, Александр, был во время Кесаря Тиверия и Калигулы алабархом или представителем александрийского общества, а племянник его, сын Александра – Тиверий Александр, был после римским воином, представителем Иудеи, и, сочетавшись браком с дочерью царя Ирода Агриппы, был наместником Египта при Нероне, a потом, в 70 году по P. X., предводителем войск римских во время войны против Иерусалима.

Филон получил в детстве отличное воспитание и образование. Его образование было так обширно, что в зрелые годы свои он мог ставить себя наряду с ученейшими мужами своего времени. Его знание закона Моисеева было так основательно, как у самого ученого учителя синагоги. Кроме того, со своим глубоким познанием раввинских толкований писания он соединял удивительное знакомство с историками, поэтами, и философами греческими, – к чему много способствовали ему публичные александрийские библиотеки и различные римские и александрийские книгопродавцы. Можно думать, что он в своем образовании следовал тому самому способу, который начертан в его сочинениях. Этот способ состоит в том, чтобы посредством энциклопедического образования приготовить дух к философии. Науки, входившие в состав этого энциклопедического образования, были следующие: грамматика, музыка, геометрия, риторика и диалектика. Замечательно, что по взгляду Филона все эти науки составляют низшую область человеческого знания. Он сравнивает их с Агарью и ставит их в подчинение фялософии, которую сравнивает с Саррою и называет госпожой всех наук. Судить так о философии и о других науках мог только тот, кто хорошо знаком был с обоими областями тогдашнего знания человеческого.

Филон до такой степени любил философию, что в зрелых летах, когда сограждане его заставили его принять участие в общественных делах, он вспоминал с увлечением о юношеском своем возрасте, когда он предавался любимым своим занятиям науками и в особенности философией. «Было время, говорит он, когда я для занятий философией и размышлений о мире имел достаточно досуга…. Как будто в каком-нибудь обожествлении души гонялся я за богом солнца, луны и звезд, и если обращал свой взор опять на землю и видел там как бы в зеркале всю земную суету, то считал себя счастливим, что стою так далеко от множества скорбей человеческих. Но злейший враг добра – зависть сторожила и не оставляла меня дотоль, пока не погрузила меня в море общественных дел, где я и теперь еще нахожусь. Я терплю их и воздыхаю, и потому я уношусь мыслями к своей юности и там живу душей, утешая себя этим среди забот и беспокойств своих. Но чуть я улучаю среди суеты хотя краткий отдых и досуг, тотчас лечу окрыленный по воздуху знания...

Ha-сколько успел Филон в философии – это показывают его сочинения. Но он не был сам философом по природе и потому в его миросозерцании проглядывают идеи Платона, начала стоического нравоучения и наконец пифагорейские взгляды на жизнь. Притом, все эти идеи и начала облечены у него в форму иудейского вероучения, так – что Филон является нам чисто иудейским мудрецом. Книги Моисеевы служат для него источником глубочайшей мудрости, а сам Моисей – величайшим пророком, философом и величайшим человеком. Толкование священного писания, доходящее до объяснения каждого слова, кажется ему философией, самою приличною для народа Божия. Самый греческий перевод священных книг представляется ему делом внушенным свыше. Таким образом, по взгляду Филона, философия хотя и содержите в себе божественную мудрость, но не так полно и чисто, как закон Моисеев. Впрочем, что касается до его взгляда на образовательное значение философии, то он верен ему вполне в своих сочинениях. Он смотрит на Грецию как на колыбель высшего человеческого образования. Философия греческая в особенности кажется ему свидетельством небес. Платона он называет святым и божественным. В его «Тимее» он почерпает основные мысли для своего учения о Боге... Но, только при всем этом, он ставит философию в зависимость от откровения.

Подобно философам греческим, Филон относится враждебно к мифологии греческой. Он объясняет происхождение её вымыслов чисто психологически, т. е. как поэтическое и религиозное олицетворение сил природы или необыкновенных людей древности. Иногда он производит их из невежества и заблуждения человеческого или из человеческого легкомыслия, которое могло обоготворить, например, пороки героев. Но часто он также сам ссылается на мифологию и говорит, что мифы суть образы глубокой мудрости, которую можно постигнуть с помощью аллегорического способа объяснения. В этом отношении все мифы для него кажутся символами то физических, то духовно-нравственных представлений. Так – как философией греческой нельзя было уже объяснять подобным образом, потому что в ней попадались истины, тожественные с истинами откровения Божия, данного на Синае, и с давних пор считавшиеся у иудеев заимствованием из священных книг, – то Филон происхождение греческой философии поставляет в зависимость от священных книг иудейских и думает, что она было плодом, может быть, того исторического факта, который составлял собою перевод ветхого завета и распространение чрез него к варварам и эллинам и вообще во все страны мира божественных письмен. Подобная мысль долго после Филона носилась в религиозном сознании первенствующих христиан, – и только в сочинениях замечаем мы в первый раз возражение против неё, именно, что философская истина язычников, совпадавшая так близко с истиною христианскою, могла быть свободными необходимым произведением разума человеческого .

Твореная Филона состоят все из отдельных сочинений, которые в изданиях его носят особые названия. В них он объясняет Пятикнижие Моисеево и в этом случае прибегает к аллегории, посредством которой хочет открыть тайны священных книг, скрытые под их буквальным смыслом. Изложение этих тайн служит у него также средством к тому, чтобы платонические, стоические, пифагорейские и аристотелевские идеи облечь в форму толкования закона. В этом главном своем сочинении Филон говорит, что божественное откровение, переданное Моисеем в священных книгах, заключает в себе три части или вида: первая касается миротворения; вторая – истории или генеалогии; третья – самого закона. Первая часть состоять в повествовании о двояком творении – невидимого мира духов и видимых – неба, земли и человека. Вторая часть содержит рассказ о жизни добрых и злых людей, о которых память сохранялась до времен Моисея. Наконец, в той части, где излагаются законы, говорит сначала о законе неписанном, и именно о законе, выражающемся в жизни образцовых лиц – Авраама, Иосифа и Моисея, – потом передает и объясняете закон писанный, т. е. десять заповедей.

Другое главнейшее сочинение Филона, которое в популярной диалогической форме передает содержание первых двух книг Моисеевых, утрачено в греческом оригинале и только находится в армянском перевод, с которого сделан потом перевод латинский. Кроме этих двух главных сочинений, Филон составил еще, прежде гонения, воздвигнутого на александрийских иудеев в 38 году после P. X ., три сочинения – одно о неуничтожаемости мира, другое о свободе праведных, где он изображает палестинско-иудейскую секту ессеев, и третье о созерцательной жизни, в котором он описывает начала и учреждение иудейско-александрийской секты терапевтов.

В этих сочинениях рассеяны религиозно-философская и нравоучительная мысли, из которых читатель может составить себе понятие о мировоззрении Филона, – мировоззрении, которое вполне заслуживаете названая теософии или богомудрия, так как в нем составляете начало, середину и конец или цель всего и есть все во всем или во всем единое. Для совершенного мудреца божество, по взгляду Филона, есть единственный предмет знания, так как Бог один есть истинное бытие и совершенное благо. Сверхчувственный мир духов, – противоположный ему, как отражение, чувственный мир явлений и наконец восхождение человека из мира явлений в мир сверхчувственный и соединению с Богом – вот пункты, около которых движется все здание мыслей иудейского Платона. Если прибавим наконец, что он существенным образом сходится в своем учении о будущности человеческого рода на земле с мессианскими ожиданиями его племени, то мы будем иметь таким образом собранными все черты его мировоззрения.

§ III

Перейдем теперь к самому учению или миросозерцанию Филона . Мы видели уже, что Филон теоретические представления Платона старался примирить с учением откровенным помощью аллегорического объяснения священных книг Моисеевых. Прилагая эти представления к откровенному учению о Боге, Филон вывел такой взгляд, что есть сверхчувственный мир, называемый у Платона идеями, а в священных книгах – Богом и божественными силами или духами. Что есть сверхчувственный мир, это Филон доказывает следующим образом. «Как глаз, говорит он, хотя видит что-нибудь другое, но себя самого не может видеть, и разум, хотя познает предметы, но себя самого не может воспринять и проникнуть, – так точно и душа наша не обладает способностью от себя самой познать своего Творца и узреть лице Сущего». Но не в этом, конечно, доказательстве находить Филон основание для представления сверхчувственного мира. О существовании Творца мира он знает из священных книг Моисеевых, равно как от туда же знает и о существовали духов или ангелов.

Вот как учит Филон о Боге на основании священного писания. есть высочайшее Существо. Он существуете сам для себя и все собою наполняете. Не будучи обнимаем ни чем, будучи сам для себя единственным своим местопребыванием, – Он есть вечный покой и блаженство. Но будучи одним и единственным не смешанным, не составным существом, – Бог сам есть движущая и творящая причина всего, или всеобщий движитель. Он все собою наполняете, всем движет и управляет, – но не так, чтобы это касалось Его существа. По существу своему, Бог есть чистый дух и обладаете простым бытием. Он везде и нигде. Он одному только себе подобен и поэтому себе только одному понятен. Если бы мы захотели узнать Его, то могли бы узнать разве только то, что Его знать нельзя, потому, что Существо, совершенно отличное от всего видимого и преходящего, не имеющее нужды ни в какой вещи, не может быть уподоблено ни чему здешнему – добру, например, или красоте, или святости, или какому-либо другому предмету. Существо Божие превышает всякие качества, представления и определения, а потому нет для Него и имени на языке человеческом, кроме того, которое Он сам открыл

Моисею – имени Сущего (Иегова).

Мир, в котором находится Существо вечное, Филон называете мыслями Божиими. Эти мысли составляют как бы беззвучный внутренний разговор Вечного с самим собою. Филон называет эти мысли или мир божественной жизни словом Божиим. I Как мысль или существование Божие есть для мира видимого творчество и управление, так мысли Божии для самого Бога суть слово Его. Кроме слова, божественный или сверхчувственный мир составляют ещё божественный силы, – потому, что мысли божественные суть вместе и его действия. В ряду этих сил стоять напереди благость и могущество, которые в священном писании различаются как и Господь. Но над обеими ими возвышается божественная мысль обнимающая их – ода есть высочайшая божественная сила, вечный источник, из которого все происходить.

Так учит Филон о сверхчувственном мире. Перейдем теперь к его учению о мире чувственном, являемом. Этот мир, по представлениям Филона, есть младший сын Божий, как бы огромнейшее тело, не бесконечное впрочем, а ограниченное, имеющее вид шара и состоящее из многих кругов, части которых стремятся к средине каждого из них. Вне этого мира нет никакого места или пустого пространства. Так как видимый мир составляет отражение или копию невидимого, бестелесного и мыслимого мира, который существует в божественной мысли или слове, – то все в нем устроено по мере и числу, и все вещи причастны невидимой и таинственной сущности числа, так что поэтому натура представляет в себе везде порядок, и мир вполне совершен, прекрасен божествен, не имеет никаких недостатков и преисполнен согласия и гармонии как бы лира. Божественная мысль есть в нем производитель и глава согласия.

Каждая часть мира имеет своих обитателей. Небо есть обитель бессмертных и вечное седалище Божие. Земля есть жилище смертных. Верхнюю часть видимого мира занимают звезды, как живые и одушевленные существа, как видимые божества. Местопребывание или жилище их – небо состоит из пятой стихии, из эфира, и совершенно отлично по натуре от прочих стихий. Небо бесконечно велико, но не пусто. Оно обнимается бесконечным, и так как за пределами мира нет ничего, то границы его и неба составляет сам . Земля, как средоточие всего творения, находится в неизмеримом кругу. Между нею и небесным миром, – в средине воздушного огненного пространства, которым оканчивается пределы земных

тварей,– находится как бы удаленный от всего земного многолюдный город – луна, населенная бестелесными и бессмертными душами. Некоторые из этих душ, составляющих часть всеобщей мировой души, нисходят на землю и поселяются в смертные тела. Это суть те души, которые наиближе к земле и которые наибольше любят плоть. Некоторые из них, по истечении определенного срока, выныряют из потока чувственности и воспаряют обратно из своих тел. Многие из них после опять возвращаются на землю вследствие своей привязанности и привычки к смертной жизни. Другие, напротив, познают её ничтожество, считают тело за темницу и гроб, стремятся из него как из нечистого обиталища, воспаряют вверх к эфиру и живут там вечно в священной вышине. Некоторые души – совершенно чистые, преисполненные добродетелей и божественного духа. Они никогда не чувствуют привязанности к земному, но служат представителями на земле Всемогущего; они как бы глаза и уши великого Владыки, так как они все видят и слышат. Эти души философы называют демонами, а священное писание ангелами. Те из них, которые никогда не причастны были любви к земному, служат Отцу и Господу вселенной вестниками, посылаемыми к людям, и как вестники или принимают на себя призрачное человеческое тело, или же прикасаются невидимо к человеческим душам. Это не суть впрочем злые ангелы – последние существуют только в представлениях суеверного народа.

Бог укрепил, оживил и воодушевил безжизненную материю на всех степенях: камню и дереву дал вид и крепость; растению – жизнь, т. е. силу питаться, изменяться и расти; животному дал душу, т. е. способность чувствовать, представлять и стремиться; человеку – душу разумную, т. е. дух, который все определяет, что приносит чувство и что находит в себе душа. Будучи истечением чистого эфира, из которого составлены небо и звезды, разум, как бессмертное начало в человеке, соединяется с питающею и чувствующею частями души человеческой, и после разлучения души от тела, в смерти человека, опять восходит к наслаждению божественною жизнью, тогда как злые души очищаются прежде еще чрез новое странствование или переселение. Воздушное пространство между небом и землею есть настоящее отечество человеческой души. Но, по духу своему, человек есть часть божества. Если бы дух человека не был частью божественной души (духа), и притом такою частью, которая не отделена от своего целого, – то как возможно было бы, чтобы дух, заключенный в сердце и мозгу, мог обнимать собою весь мир и небо? Ни что, конечно, не может убывать в Боге чрез отделение, а разве только чрез расширение.Поэтому человек есть образ и подобие Божие, представитель Бога на – земле и, как наместник первого и великого Владыки, имеет власть над всем земным.

Из четырех частей, из которых состоит человек, три доступны для познания, именно: тело, чувство и речь. Что же касается до четвертой, т. е. духа, то он недоступен для познания. Бог вдунул его в человеческую душу. Таким образом человек обязан Богу благодарностью за свое тело и душу, потом за разум, рассудок и чувство или мысль, за сердце и желание, которых жилище составляет душа. Кровь есть живая душа, а душа души есть дух. Поэтому существует два рода людей: один такой, который живет кровью и телесными желаниями, а другой тот, который живет разумом и божественным духом. Тело есть смрадная тюрьма для души, источник всякого зла и внутреннего расстройства. Рабство и унижение души составляет ее земное жилище, – потому, что страсти совершенно чужды для души и имеют свой корень и возрастание в теле. Вот почему человек, по самой натуре своей, от юности склонен к злу и постоянно попадает под иго порока, так что самые совершенные не избегают греха. Прежде, чем может поселиться добродетель в душе человеческой,– последняя преисполнена уже недостатками. И так как всякий человек сам по себе может только одно злое делать, потому что к каждому от рождения пристает зараза греховная или способность ко греху, – то всякое добро приходит к нам от одного только Бога. Если дух стремится к своему источнику, то он прогоняет от себя всякую склонность к чувственному, сопротивляется чувственным пожеланиям и уже в самом теле умерщвляет телесную жизнь, так как он стремится постоянно совсем истребить всякое пожелание. В этом то и состоит цель человечѳской жизни, именно в том, чтобы соединиться с Богом посредством мудрости или богоугодной и правильной жизни.

На основании такого взгляда на природу человека, Филон признает необходимым воссоединение человека с Богом. Вот как он думает о самом этом воссоединении. Всякая плоть, говорит он, не годится для шествования по тому истинному пути, который ведет к Богу и по которому шествует все вечное и непреходящее. Но человек по своему духу родствен самому Богу. И так как всякое отображение сгорает желанием по том, чье отражение оно составляет, так как все созданное ищет того, от кого оно произошло, словом, так как все жаждет Бога, – то Бог влечет нас к добродетели как нашему закону и вашему назначению. Без малейшего замедления обязаны мы обращать наше земное странствование в путь спасения, и это есть мудрость, которая дает возможность странствующим душам убежать от земного к небесному. Мудрость есть истинное упование на истинно-сущее и созерцание его, или, что-то же, знание божественного и человеческого, небесного и земного в самых их причинах и основаниях, – словом, знание лучшего, – ибо все временное есть ничто и один только Бог есть настоящее бытие и то, что одно имеет силу и прочность. Из божественной мудрости, которая есть одно и то же с божественным словом и мыслью, происходит всякая человеческая мудрость и добродетель, в которой в одной божественное слово утверждает души. В подражании божеству, в стремлении к божественному Первообразу, запечатленному в нас, состоит всякая добродетель.

Впрочем, добродетель бывает двух родов: одна низшая, земная, а другая высшая и божественная. Но кто хочет достигнуть божественной добродетели, тот должен наперед сделать известное удовлетворение, к которому существуют различные пути и ступени: аскет или герой добродетели стремится достигнуть своей цели посредством практики; мудрецы достигают своего совершенства посредством науки или образования, производимого при пособиях философии, закона Моисеева и живых образцов благочестия. Но добродетель от самой натуры дается как высший и лучший путь, – им идут божественные люди, пророки и жрецы из нашего рода, которые вознеслись выше всего видимого. Ни наука без натуры и практики, ни натура без обучения и упражнения, ни наконец практика без натуры и обучения не могут быть достаточными для достижения цели. В самом стремлении к добродетели существуют так же степени: начинающие, успевшие и совершенные. Вот почему Моисей пишет о трех главных родоначальниках нашего племени, которые шли хотя не одинаковою дорогою, но достигли одной и той же цели. Старейший из них, Авраам, стремился к добродетели путем обучения или наставления; другой, Исаак, достигал ее врожденною сплою или способностью натуры; третий, Иаков, – посредством аскетической практики или упражнения. Аскетизм есть дитя обучения или науки. Что же касается до натуры, то она хотя родственна обеим им и не чужда их как общий их корень, но при всем том она имеет решительное преимущество пред ними.

О богопознании, как сродстве восхождения человека к Богу, Филон учит следующим образом. Четыре способа богопознания, говорит он: рассматривание природы, самопознание, познание Бога и Его действий и созерцание Бога. Рассматривание природы есть дверь и лестница к небу истины. Оно говорит нам о древности всего сотворенного и о нашей собственной слабости и указываете нам на Бога как на источник мудрости и знания. Рассматривание себя или самопознание учит нас познавать наше ничтожество, бессилие и незначительность пред Богом. Третий способ – познание Бога из божественных сил и могущества ведет нас к презрению благ телесных и благ счастья земного. Высочайшая степень богопознания есть созерцание Бога. Чтобы достигнуть его человеку, стремящемуся к добродетели и мудрости, нужно настроить свою душу так, чтобы не сметь жить для себя, но чтобы принести все в жертву Богу. Если ты хочешь, душа, – восклицает Филон, наследовать небесное блаженство и божественное счастье, то оставь не только землю, т. е. тело, и родственников, т. е. чувства, и отчии дом, или язык, но убеги также и от самой себя как напоенная божественным воодушевлением. Наследие небесных благ находится только там, где душа, объятая воодушевлением, не существует для себя более, но упитывается божественною я, руководимая истиною, стремится к Отцу своему. Свободный дух должен все чувственное, как орудие свое, и софистические обольщения разума оставить, – должен отказаться от самого себя. Если душа совсем откажется от себя и предастся Богу, то мятеж чувств, возбуждаемых внешним миром, стихнет и наступит совершенный покой. Узы, которыми пустые заботы и потребности тела обвивают нас, разорвутся, дух выступит из себя самого, взойдет превыше божественных сил и их места – божественной мысли, достигнет пределов вселенной и будет наслаждаться небесным зрелищем Несозданного, осияваемый от самого божества светом.

Рассмотрим, наконец, мысли Филона о божественном управлении миром и человечеством и о будущности рода человеческого. Что существует божественное Провидение, – это Филон выводит из самого понятия о Боге. , говорит он, по самой натуре своей есть отец спаситель и руководитель всего. Как родители заботятся о детях, так точно Бог заботится обо всем мире и его попечение простирается равно на все части мира. Провидение Божие Филон очень выразительно называет душою мира. Что же касается до самого присутствия Божия в мире, то Филон находит два вида его – непосредственное и посредственное. Бестелесным и святым духам, говорит Филон, Бог является таким, каков есть, и говорит с ними, как с друзьями, – душам же, связанным с телами, Бог является только в виде ангела, впрочем не так, чтобы Неизменяемый переменял самую натуру свою, но принимает вид для воображения созерцающего, так что оно принимает этот образ не за копию, а за подлинник. Что удивительного в том, если Бог делается видимым и если Он для благонуждающегося в помощи является в виде ангела или даже человека? Божественная мысль есть тот ангел, который являлся Агари, Иакову и Валааму, – тот ангел- мститель, который уничтожил Содом и Гоммору, – опять тот ангел, который являлся Моисею в горящей купине и на Хориве, который предшествовал народу израильскому во время странствования в виде облака и предводительствовал им в пустыне в виде столба.

Бог есть не только Владыка или Господь, но и любвеобильный Отец, – только мы Его суд не должны измерять нашим собственным. Часто злые бывают крайне счастливы. От чего это? От того, что долготерпение Божие ожидает, не сделаются ли они лучше, так что преимущество, которым они пользуются, в сущности дела вовсе не есть какое-либо благо. Человек, который преисполнен властолюбия, сластолюбия и злобы, не может похвалиться истинным счастьем. Несчастье, в свою очередь, очень часто сопровождается благими последствиями, а если добродетельные люди иногда страдают, то должно думать, что Бог промышляет о людях вообще, а не о каждом порознь. Если невинные ставятся на одну доску с виновными, то это для того, чтобы чувствовали строгость правосудия Божия. Притом, страдания праведных часто бывают такими только по виду, а то, что кажется нам хорошим, есть часто хорошее только в глазах смертных, а не пред Богом, всеведение Которого проникает внутрь души каждого. В природе одно происходит помощью Провидения, например действия стихий, относящихся к поддержанию всего мира, – а другое происходить уже как необходимое следствие этих действий. Если, например, человека в пустыне разорвут звери, то виноват в этом не Провидение, а сам человек, – потому что если бы он жил в стенах города, где не угрожает опасность от зверей, то этого не случилось бы с ним. Многие, для избежание упрека в сделанных ими грехах, делают Бога виновником своих действий. Но от Бога происходить только лучшее, потому что Бог не может быть хуже себя самого, а худшее все происходить от человека. Иногда Бог употребляет грехи только как орудие для наказания тех, которые окончательно и безвозвратно погрузились в бездну пороков. В этом случае Он является иногда даже как бы искусным орудием их планов.

Мысли Филона о божественном домостроительстве тесным образом связаны с его этикой. С высоты откровенного учения Филон обозревает все человечество. Он находить, что один народ иудейский представляет собою наилучший, избраннейший сосуд нравственности, правды и святости. Народ иудейский был тем по отношению к другим народам, чем бывает душа человеческая в отношении к своему телу. Душа превосходит тело, возвышает его над страстями и делает его наконец, посредством своего соединения с Богом, обителью божества. Но не то же ли самое составлял народ Божий отношении к язычникам? Афиняне презирали обычаи лакедемонян, спартанцы презирали законы афинян. Египтяне не следовали законам скифов, а скифы не знали законов Египта. Все нации таким образом отличались непримиримою взаимною враждою, не имели ничего общего между собою, словом не имели ничего такого, что было бы основано еа высшей правде и высшей истине. Но совсем не то представляете нам в себе народ иудейский. Его отношения ко всем народам одинаковы. Его законодательство основано на существенных нуждах самой натуры человеческой и имеет в виду высшую цель и благо человеческой жизни – единство всех. Первосвященник иудейский носит на своих одеждах изображение всего мира; его молитвы обнимают всех людей, небо и землю... Решая вопрос о том, почему народ иудейский с своим законодательством не походил ни на какой народ в мире, был, так сказать, сиротой между всеми народами и только от Бога был избран как первородный Его сын, – Филон говорит, что это все произошло вследствие особенных, чрезвычайных добродетелей и правоты его.

Подобным образом Филон ифико-психологически объясняет враждебные отношения между людьми и указывает основание их в страстях человеческих. Филон сравнивает злобу человеческую и страсти с дикими зверями. Страсти, по нему, – это дикие звери, которые живут в нашей груди и душе, как в пустыне. Если человечество победит их, установит среди себя справедливость, тогда люди перестанут быть врагами друг другу. Они будут стыдиться походить на диких и неразумных обитателей пустыни.

В своем взгляде на войны международные Филон сходится отчасти в Сенекой, который озлобленно восставал против доблестей героев. Но Сенека не соединял никакой надежды на водворение всеобщего мира между людьми, – между тем как Филон, разделяя верование своего народа в грядущего Мессию, предвидеть возможность уничтожения между людьми всякой вражды, войн, рабства и разъединенности. Что касается до рабства то Филон вполне разделяет убеждения ессеев касательно этого предмета. Хотя ему нравилась стоическая теория внутренней свободы, ставившая последнюю выше свободы внешней, но тем не менее он не увлекся ею. Он говорит, что рабство есть насилие законно в самой природы, что Бог создал всех людей равными. Мало нужды, что насилие человеческое лишило личность человеческую свободы и что законы людские освятили подобное злоупотребление силою. Есть закон, который возвышаете личность над всеми узаконениями гражданскими. Это тот закон, которого творцом служит сам . По этому закону все люди одинаково благородны, потому, что все они одинакового происхождения.

Когда явятся на землю Мессия, то после этого никогда не будет происходить на земле никакой войны. Если некоторые, говорит Филон, допускают себя до увлечения дикою страстью к войне, то надменность и торжество их могут продолжаться только до тех пор, пока они находятся во множестве и пока образуют из себя массу. Но они погибнут – эти враги Израиля, когда восстанет тот человек, который, как могущественнейший полководец и герой, победит все нации. Сам Бог пошлет святым своим помощь.

Вместе с господством Бог дарует своим друзьям и верным исполнителям закона также богатство. Богатство Бог будет посылать на помощь умеренным, как достойным обладателям его, и отнимет его у гордых и кичливых с тем, чтобы оно не споспешествовало их злобе против ближних. Кто приобрел на небесах истинное сокровище мудрости и святости, тот должен пользоваться и полным земным счастьем. В то время, когда Бог взыщет милостями своих святых, Он пошлет им в дар благоустроенный дом, – т. е. так как дом для души есть именно тело, то Бог для небесного ума праведных своих и для их духа, осветившегося всецелым очищением и сделавшегося причастным божественному помазанию, дарует свободу от страстей, которые возмущают тело против души и мешают ей шествовать по пути внутренней жизни. Когда же дух будет жить в здоровом теле, тогда он будет в состоянии беспрепятственно предаваться делу мудрости.

Таковы, по мнению Филона, милости и обетования Божия для благочестивых исполнителей закона. Но прежде них должны еще прийти казни на род нечестивых, так как он презрел заповеди благочестия и справедливости и предался многобожию и нечестию забывши переданную ему некогда веру в единого наказание для них будет бедность и недостаток во всем, тогда как врагам их будет все изобиловать. Весь тук масличных дерев иссякнет совершенно, так что останется от них одна только сухая кора, как бы изображая пустоту душ у нечестивых людей. Небо и земля, от которых происходит к смертным всякое благо, сделаются бесплодными и неспособными даже приносить какой-либо плод. Земля станет производить пепел вместо плодов, а с неба будет спадать только прах, который подавит все живущее, так что никто из предавшихся развращению не останется. Множество семейств погибнет, города сделаются пустыми и необитаемыми и наступит такой недостаток во всем необходимом, что люди станут пожирать друг друга и не будут

узнавать даже самых близких своих родных. Рабство будет наградою для преступников закона. Они принуждены будут видеть, как их смертельный враг станет отбирать у них все то, что они посеяли, построили и заготовили себе, и будет всем этим пользоваться, – как опять враг их будет упитываться их стадами, между тем как они сами будут претерпевать страшную нужду. Если бы они вздумали даже восстать и отомстить врагам своим, то каждая жила в их телах потеряет силу и вся ярость их останется бессильною. Прокляты они будут в городах, прокляты будут в селах, прокляты будут в домах и хижинах. Прокляты для них равнины и поля, прокляты пастбища и всякие плоды древесные, прокляты их стада, – потому что они не будут рождать детенышей, – прокляты посевы хлебные, потому что они истреблены будут нашествиями неприятелей. . .

Времена этих ужасов и несчастий Филон рисует сколько мрачными красками, столько же и характеристическими. Он говорит, например, что цветущие красотою и обладающее роскошным телом вдруг исхудают тогда до того, что останутся только кожа да кости, а женщины, привыкшие из детства к изнеженности и увеселениям, одичают и по телу и по душе от бедствий разного рода. Ужас и страх обнимет всех в такой степени, что люди будут бегать и прятаться, не будучи даже ни кем преследуемы. Шум листьев будет повергать их в испуг и они станут подозревать измену даже в тех, от кого получали помощь. Дыхание будет затруднено и произведёт чахотку phtisis. Тоска беспрестанная будет день и ночь снедать сердца. От утра до вечера и от вечера до утренней зари будут томиться – в бодрственном состоянии не выносимою печалью, а во сне страшными сновидениями. Преступный иноземец явится тогда в светлом блеск, если он будет обращаться к Богу, и получит за это в награду постоянное место на небесах. Напротив, сын избранного народа, если он повредил печать наследственного благородства и достоинства, будет низвергнут на дно адово и во мрак, чтобы таким образом все, видящие наказание и суд Божий, узнали, что Бог снискивает своими милостями добродетель, произрастающую даже из дикого ствола, и оставляет с пренебрежением корень настоящего дерева, заместивши его отростком, способным к плодородию.

Когда таким образом города будут выжжены и разрушены, когда поля будут опустошены, тогда земля начнет наконец, отдыхать и оправляться от долговременных насильств своих обитателей, которые святое седмеричное число изгнали из своих душ и своей жизни, осквернивши как седьмой день, так и седьмой год. Нечестивцы понесут за все это наказания, а почва земная после долговременных насильств и мучений освободится наконец от проклятых своих обитателей и опять станет дышат свободным воздухом. И когда древняя наша земля, осматривая все вокруг себя, не увидит уже более ни кого из тех, кто только унижал её достоинство и портил её красоту, если опять рынки сделаются свободными от неправд и раздоров и будут местами только мира и справедливости,– тогда она опять расцветет вновь и помолодеет и, отдыхая всегда в праздничное время освященного седьмого года, соберет опять свои утраченная силы. Помолодевши и сделавшись плодородною, она, как живая мать, будет питать участие и сострадание к тем сыновьям и дочерям, которые потеряли мать, и произведет новый бессмертный род, который должен будет опять исправить то, что испортил род прежний.

Но все казни Божии поразят беззаконный род не к погибели его, а к предостережению и уроку на будущее. Если нечестивые станут от всей души стыдиться своих прежних поступков и обратятся, если они, в сердечном раскаянии, станут исповедовать устами свои злодеяния, то получать прощение от милосердного Бога, даровавшего человеческому роду, в знак высочайшего преимущества, родство со своим вечным словом, по которому, как по своему первообразу, создан человеческий дух. И если бы раскаявшиеся были даже рассеяны по концам земли, как пленные и рабы своих победителей, то и в таком случае они получат свободу в один день и в одно, так сказать, мгновение, потому что их внезапный переход к добродетели приведет их обладателей в изумление, так что эти обладатели их станут стыдиться уже господствовать над лучшими и дадут свободу детям Божиим. Все те, которые прежде обитали в Греции и странах варваров, которые были рассеяны по материку и островам, поднимутся в одном всеобщем шествии и со всех сторон будут спешить собираться в назначенное место, будучи предводительствуемы божественным образом, превышающими все человеческое, – образом, который будет видим только для помилованных. Последние будут иметь за себя трех ходатаев и посредников примирения с Богом: отеческую любовь самого Призывающего, который охотно дарует прощение всем; святость родоначальников народа, которые, как бестелесные духи, беспрестанно молятся за своих сынов и дочерей пред небесным Отцом, и, наконец, собственное исправление вновь примиряющихся с Богом, которые возвратились от пути заблуждений и стараются угодить Всемогущему, как дети своему отцу.

Когда они придут в обетованную землю, тогда разрушенные города будут вновь восстановлены, пустыни наполнятся обитателями и бесплодная дотоле почва земная произрастит сады. Перемена будет полная и во всем. Бог обратит добродетели исправившихся против их врагов. Последние будут пожинать плоды своей жестокости и будут чувствовать, что они виноваты не пред отверженными и несчастными, а пред благородным племенем, в котором нужно только вновь возжечь древнюю, никогда непогасавшую искру врожденного благородства, чтобы восстановился его прежний блеск и слава. Из заблудших душ, если только оставалось в них хотя малейшее семя добродетели, могут опять произрасти самые благородные плоды и таким образом города опять сделаются населенными и целая нация сделается многочисленною.

§ IV

В таком виде представлялись Филону мир и история человечества сквозь зеркало платонических воззрений. Он видел в мире как бы лестницу Иакова, по которой божественные силы нисходили с недоступной телесному зрению высоты высочайшей мысли или божественного слова до последних пределов земного бытия и опять восходили обратно от одухотворенной таким образом материи, возводя вместе с собою человеческий дух от земли к божественному свету. Что же касается до истории человечества, то в племени Авраама он усматривает божественное семя, которое, будучи насажденным в падшем мире, т. е. в душах человеческих, которые здесь с телами странствуют, – определяет народ Божий к роли всемирного священства, назначенного к тому, чтобы возвратить человечество к его первоначальному источнику.

Так как история израильского народа представляла в себе для Филона такие черты, которые шли даже к изображению будущего, то самые библейские лица и отношения народа иудейского к другим народам служили для него чувственными образами чисто душевных событий и отношений, – служили как бы образом самой души, по выражению Филона. Так, в его аллегорических толкованиях, является земным и чувственным человеком; Евва – чувственною или растительно-животною силою; Каин – природным эгоистом и безбожником; Авель – преданным Богу сердцем; Енос – образом надежды; Енох – примером телесного претворения или изменения; Ной – образом праведности; Авраам – образом души, сделавшейся мудрою через наставление или образование; Исаак – образом человека, по природе стремящегося к мудрости; Иаков – образом аскета. Сарра служит для Филона образом природной добродетели; Ревекка – образом терпения; Иосиф -образом политического смысла; Фараон – образом строптивого ума, непокоряющегося Богу; Моисей – представителем пророческого слова. Египет означает, по нему, тело; Ханаан означает Благочестие; голубь– божественную мудрость; овца – чистую душу; путешествие Авраама из Халдеи по Харрану – душу, которая любит добродетель и ищете Бога, Харран – пять чувств.

Филон никогда не затрудняется насиловать букву писания там, где этого требует склад его объяснений и ход его мыслей, – и искусственно видоизменять его буквальный смысл. Но, не смотря на то, он указывает как на клеветников и изменников на тех толкователей, которые из низких и недостойных побуждений, но под видом лицемерного благочестия, искажают настоящий буквальный смысл. Он нападает на софистов и лицемеров, которые, считая буквальный смысл помехой для себя, думали философствовать на основании слова Божия и сделаться таким образом лучшими толкователями, а между тем замышляли что-нибудь нечестивое или были мертвыми для добра. Он говорит также о неприязненных и склонных к осуждению людях, которые безупречные предметы нарочно порицают и вооружаются против того, что считается священным, – о тех людях, которые все, что только кажется им в буквальном смысле невыдержанным и неудовлетворительным и составляет чувственный образ сокровенной натуры, оскверняют своею наклонностью к пустым словопрениям и на самые простые и невинные предметы бросаются с ругательствами и насмешками. Он нападает еще и на тех людей, которые не любили отечественных учреждений иудеев, которые беспрестанно думали только о недостатках и критике закона и в священных книгах искали только мифов, не уступавших будто бы, по своему забавному содержанию, самым языческим басням. Он выставляет на позор высокомерный образ тех людей, которые, надмеваясь гордостью, невежеством и хвастовством, не только утверждают, что им все существующее известно, но осмеливаются даже толковать о последних основаниях всего, как будто бы они присутствовали в качестве свидетелей при самом происхождении мира и были советниками Творцу в образовании его и в управлении им. Он советует таким людям не выставлять себя судьями других и не выдавать себя за достоверных свидетелей до тех пор, пока не испытают хорошо самих себя.

Кроме сочинений Филона, имеющих экзегетический характер, известны еще его сочинения исторические. Таково сочинение о судьбе александрийских иудеев во время царствования кесаря Калигулы, состоявшее из множества отдельных книг и дошедших до нас только в отрывках. Это сочинение известно было многим отцам церкви. Известны были также сочинения Филона о смысле животных и о Провидении, но они в греческом оригинале утрачены и сохраняются только в армянском переводе, из которого сделан после перевод латинский.

Для объяснения сходства мировоззрения Филона с учением христианским, особенно с нравственными истинами последнего, полагали, что Филон знал об Иисусе Христе и признавал Его за Мессию. Так, у Евсевия есть рассказ о том, что Филон во время царствования Клавдия был в Риме будто бы в другой раз и имел сношение с апостолом Петром. Позднейший вариант этого сказания прибавляет еще, что Филон, по неизвестным причинам, будто бы опять отпал после от исповедания Иисуса Христа Мессией. По поводу этого вопроса можно сказать впрочем, что в сочинениях Филона нет ни малейшего следа, доказывающая то, чтобы он знал что-нибудь об Иисусе Христе или об апостоле Петре. Кроме того, его воззрение на будущность иудейского народа не только не имеет никакой внутренней связи с христианским верованием в Иисуса Христа, но даже прямо противоречит последнему.

Тем не менее с достоверностью можно допустить, что сочинения Филона имели в свое время довольно сильное влияние на христиан. Не говоря уже о гностиках, премешивавших, подобно Филону, греческую философию с иудейством, можно видеть пример подобного влияния Филона на христиан в богословских системах Климента александрийского и Оригена . Представления Филона о возвращение к Богу душ человеческих из земного странствования в телах и о тех переменах, которые произведет Мессия с человечеством, – носят в себе, как в зародыше, то прогрессивное учение о человеке, которое у Оригена является как учение о всеобщем и безусловном спасении человечества путем бесконечного искупительного восхождения человеческих душ к Богу и которое Иисуса Христа делает только одним из множества посредников к этому восхождению, посланным от Бога в последнее время и превышающим по достоинству всех прежних посредников – Моисея и пророков.